– Что ты делаешь? – Спрашиваю я.

– Ты же не думаешь, будто мы оставим все это здесь и отправимся на поиски с пустыми руками?

Кто бы сомневался, что Деклан первым делом заговорит о своем задании. А ведь мы не виделись с того самого дня, как я привела его в бар. Мое отсутствие могло означать все что угодно: может, меня взяли в плен, ранили или убили.

Я задумчиво грызу кончик ногтя.

– Сегодня мы никуда не пойдем, – говорю я наконец.

Деклан застывает на месте, держа в одной руке лямку рюкзака, в другой – монитор от двух устройств, которые он устанавливал по бокам от двери. Он перестает улыбаться и морщит нос.

– Тогда зачем ты пришла?

– Я пришла, чтобы… Поиски придется пока отложить: в последнее время мой геймер играет в «Пустошь» чаще обычного.

– Почему?

Как ему ответить? Объяснить, что Оливия ведет себя непредсказуемо и входит в игру, когда попало? Или рассказать о том кратком миге, на который мне удалось выйти из повиновения и обрести самостоятельность? Я доверяю этому парню не больше, чем самой Оливии. С другой стороны, он хорошо разбирается в игре. «Пустошь» – его профессия. Вряд ли на Деклана можно положиться, но вдруг он поможет мне понять, что произошло на подземной стоянке?

– Я неисправна, – говорю я наконец.

Деклан смотрит на меня, как на последнюю идиотку:

– Ты функционируешь в отсутствие геймера – естественно, ты неисправна.

Он произносит это таким тоном, будто я робот. Я кидаю в него оберткой от ПДР. Не долетев до цели, она медленно опускается на пол. Деклан дует на нее, и обертка скользит в мою сторону.

– Я о другом. Мне удалось ненадолго выйти из подчинения, пока она мной управляла. В тот день, когда мы вернулись. Она хотела, чтобы я застрелила людоеда, и…

– Ты ее заблокировала?

Деклан тут же забывает про раскиданные на полу вещи, подтаскивает ко мне рюкзак и садится на него верхом. Внутри все звенит и гремит. Надеюсь, он не сломал ничего такого, что может нам понадобиться.

– Я просто… ну да, наверное, заблокировала.

Деклан медленно кивает, словно пытается переварить услышанное. Меня пронизывает ледяной страх, и я жалею, что рассказала ему. Какая же я дура…

– Ты – аномалия, Вертью, – говорит он и осторожно берет меня за руку.