Лысый староста обвёл комнату глазами, подумал, взвесил все «за» и «против», а потом резко бросился в ноги мисс Челлендер.

– Спаси-сохрани, матушка-заступница! Век за тебя буду Бога моли-ить!

– Нельзя вешать людей, – подняла на нас холодный и очень нетрезвый взгляд дочь английского посла. Хотелось бы знать, когда она набралась?

– Храни тебя Господь за доброту, матушка-а!

– Повешение человека без суда и следствия есть дань варварству и диким традициям прошлого. Дядя Матвей, а дайте мне ружьё, я своими руками просто пристрелю эту мразь…

Старый шаман удовлетворённо кивнул и вновь протянул Энни бутылочку.

Наша грозная спутница хладнокровно отхлебнула и сползла вниз, сворачиваясь калачиком на лавке. До утра её светлость не беспокоить и не кантовать. Перепуганный староста после секундного замешательства кинулся ко мне:

– Не погубите, ваше сиятельство! Всё расскажу, ничего не скрою, ить меня ж враги отечества заставили-и! Ой, и не оставьте деток без отца, а жену вдовицею! По-ми-ло-сердствуй-те-е!

Пока он бился лысой башкой об пол, я, собственно, уже был занят другим.

Первое же письмо из сумки немца, открытое мной, было некой благодарностью от неизвестного, но явно высокопоставленного лица из самого Санкт-Петербурга.

– Поговорите вон с ним, – я рассеянно кивнул в сторону старого казака, зачем-то вновь вытащившего свой златоустовский кинжал. – Мне надо поработать с бумагами. Это срочно. Думаю, вы найдёте общий язык.

– Найдём! – важно подтвердил Матвей. – Иди-ка сюды, сучий потрох, мы с тобой об любви к Отечеству побеседуем…

Что там было дальше, не знаю и знать не хочу. Мне была нужна тишина, поэтому я молча ушёл в соседнюю комнатку, сел там на низенькую кровать под иконами и углубился в чтение. Истошный визг предателя-старосты казался неким фоном, на котором перед моим внутренним взором разворачивались совершенно другие события.

Эпистолярный жанр обволакивал…