А потом почти сразу же, Элл открыла рот, опять же не задумываясь. Из горла даже успел вылететь то ли сдавленный крик, то ли очень жалкий визг, который тут же был прерван грубым натиском твёрдой, шершавой и чуть солоноватой мужской ладони. Её буквально скрутили и смяли удушающим захватом жилистой руки, приподняв заодно над полом, чтобы она не скользила по нему ногами в тщедушной попытке «сбежать» или, на худой конец, как-то выкрутиться.

Перед широко распахнутыми глазами (уже слегка помутневшими от болезненной рези подступивших слёз) заплясала живая картинка в виде пугающе прекрасного лика Марка Гордона. С неподдельным интересом в слегка прищуренных демонических глазах молодой мужчина, практически ни черта не делая со своей позиции, следил за столь увлекательным для него процессом.

Из глаз девушки наконец-то брызнули слёзы.

Марк неосознанно облизнул край верхней губы кончиком языка.

– Бля! Да неси ж ты скорее кляп! – над самым ухом Элл прохрипел напряжённый голос Зака.

Казалось, с каждым пройденным мгновением, он всё сильнее и сильнее прижимал её спиной к своей груди и животу, умудрившись до этого как-то перехватить ей второй ладонью оба запястья, вдавливая их теперь мёртвой хваткой в солнечное сплетение. Обжимавшие её руки ощущались не иначе, будто каменными тисками, из-за чего невозможно было ни нормально дёрнуться, ни вздохнуть полной грудью. И он явно всё это делал без каких-либо максимально приложенных усилий, словно она была для него невесомой пушинкой или же… он занимался подобной практикой далеко не первый день.

Чего нельзя было сказать о Марке, который вообще никак не суетился и совершенно никуда не спешил. Он и сделал-то следующие шаги в сторону столов где-то секунд через пять после нетерпеливого рыка Фильцмана, исчезнув на время с поля зрения Элл и всё так же неторопливо снимая на ходу чёрную косуху.

– Руки связывать будем? – в голосе Зака послышались хриплые нотки напряжённого предвкушения. – Пиз*ец, у неё такие заеб*нные титьки! Я, как только её увидел, у меня сразу же встал. Яйца реально звенят от стояка.

Если бы он не сказал об этом, девушка едва ли обратила внимание на то, почему он так старательно прижимал её ягодицами к низу своего живота. Так что, да, она тут же определила, вернее, прочувствовала всеми сенсорами кожи даже через джинсовую ткань, как он вжимался в неё там, прямо в промежность, чем-то очень твёрдым и выпирающим под натянутой тканью его собственных штанов.

– Погляди-ка какой ты сегодня скоростной! – чуть поодаль раздался до отвращения знакомый голос Марка, такой же циничный и насмешливый, как и всегда, несмотря на происходящий кошмар, от которого даже у профессионального убийцы застынет в жилах кровь. Но он и на этом не остановился, подкрепив свою издёвку отрывистым смешком, то ли удивления, то ли искреннего восхищения перед боевой готовностью своего друга. – Обычно ты не так быстр на подъём без дополнительной стимуляции. Так давно не трахался?

– Не всем же везёт с клубными цыпочками и быстрым перепихоном по обоюдному согласию. Поживей можешь? А то я сейчас точно кончу, или у меня руки затекут.

Гордон ехидно захихикал и через несколько секунд вновь нарисовался перед перекошенным от неподдельного ужаса личиком Эльвиры Бабич, скрытым почти на две трети широченной ладонью Зака Фильцмана. Его собственный совершенный лик падшего ангела в тускло освещённой студии теперь не казался столь притягательным и до одержимости желанным, как ещё совсем недавно. Но он всё равно продолжал будоражить шокированное сознание чеканными чертами дерзкой демонической красоты: выразительным контуром крупного рта и пробирающей до поджилок смертельной глубиной платиновых очей с угольными зрачками и чёрной обводкой глазной радужки, в более контрастном ореоле смоляных ресниц. Да, Зак рядом с ним во истину напоминал большую рыбью голову с человеческим лицом. Два абсолютно отличающихся друг от друга противоположной внешностью мужчин, но одинаково отвратительных ублюдка, объединённых одной общей чертой моральной деградации.

– Держи ей подбородок, – коротко и чётко приказал Марк, с едва улавливаемой сипотцой в негромком голосе. И, конечно же, заглядывая в этот момент в слезящиеся глаза жертвы затуманенным чёрной дымкой скрытых желаний взглядом.

Рука фотографа соскользнула с перекошенного лица девушки к её напряжённой до боли шее, очень быстро с пугающей ловкостью (или, даже скорее, профессионализмом) обхватывая всей пятернёй почти всё горло под скулами и подбородком, пусть и лёгким, но от этого не менее омерзительным нажимом. Она не успела не то что закричать, а хотя бы вдохнуть в полные лёгкие, хватая за считанные мгновения задыхающимся ртом немощный глоток относительно чистого воздуха. Можно сказать, для Гордона этот момент оказался более чем удачным. Ему даже не пришлось прилагать для своего действа дополнительных усилий.

Вырвавшийся из пережатого горла жалобный всхлип-вздох тут же был поглощён куском тряпки, засунутой ловкими пальцами мужчины в рот Элли чуть ли не до самой глотки. И, как выявилось через пару секунд, тряпка оказалась весьма внушительных размеров, заполнив всю ротовую полость и тем самым препятствуя любым попыткам пошевелить языком, чтобы вытолкнуть её обратно. Но и это ещё не всё. За матерчатым кляпом последовала длинная полоска кожаного ремешка, обхватившего холодной петлёй лицо и нижнюю часть головы прямо по уголкам открытых губ. Натренированные пальцы чересчур искусного садиста, затянули конец тугого жгута в металлическую пряжку, где-то между ухом и скулой мычащей и всё ещё отчаянно дёргающейся девушки.

– Да, ты права. Оставлять такие губки без сладкого – вопиющее преступление. – Марк провёл чувствительной подушечкой большого пальца по лепной скуле Эльвиры, задержавшись на её лице изучающей лаской на несколько невыносимо отвратных секунд (или, скорее, касаний). Неожиданно мягким, едва ощутимым скольжением он прошёлся по контуру её нижней губы, слегка вывернутой книзу далеко не изысканным кляпом. – Но кто знает… если будешь себя очень хорошо вести, так уж и быть дам тебе лизнуть, а может даже и в рот взять. Правда что-то мне подсказывает, ты далеко ещё не в курсе, что же это такое – быть по-настоящему выеб*нной в рот.

Как же ей в тот момент хотелось отключиться, а лучше сразу сдохнуть! Это не могло быть правдой! Только не с ней!

Её трясло и мутило, ей хотелось орать во всю глотку, брыкаться изо всех сил и биться в истерике, пока кровь ещё гоняла по жилам сумасшедшую аритмию взбесившегося сердца, обостряя ощущения ирреального ужаса и удушающего отчаянья в разы. Мочеточник жгло нестерпимой резью, желудок тоже время от времени скручивало холодящими спазмами от зашкаливающего стресса, от чего постоянно обдавало то ледяным потом, то опаливающей испариной. Казалось, ещё немного и она либо обмочиться, либо… Но там будто бы всё заблокировало неким резервным клапаном, которому удавалось удерживать организм от самопроизвольного испражнения и от окончательной потери контроля, как над телом, так и над здравым разумом.

Только от всей правды происходящего он не защищал и от атакующих раз за разом мыслей о том, что её собирались изнасиловать среди бела дня, тоже. И не просто среди бела дня, а в центре одного из густонаселённых районов крупнейшего в Эспенриге мегаполиса, всего в паре кварталах от её дома, в фотоателье, мимо витрин которого проходило не менее ста человек в минуту… мимо фотографии улыбающегося младенца!..

– Марк, кончай срать своей излюбленной лирикой. Держи уже, давай ей ноги, а то она мне все коленки поотбивала на х*й! Засадишь ещё ей в рот, когда чуток поостынет или сделаем это вместе… Пизд*ц, ну и гибкая же, бл**ь, попалась. Такая мелкая и такая прыткая…