Уйти оказалось не так-то просто — входная дверь была заперта и не поддавалась, сколько Эдик ни пытался. Он уже покрутил все замки, потолкал и потянул во все стороны, но преграда осталась неподвижной. Та же ерунда случилась и при попытке распахнуть окно. Первый этаж, прыгай в сугроб да уходи, однако ручки и шпингалеты словно приклеились намертво в закрытом положении.

— Да что же за наваждение такое?! Дубль! Это же ты делаешь? Ну-ка выходи и выпусти меня!

Разъярённый Эдик отправился искать перевёртыша, хлопая дверями всех помещений. Сортир, его собственная спальня, потом комната, в которой отдыхала Ксюша. Когда парень открыл её дверь, то взгляд упал на лежащий на стуле цветной девичий рюкзачок — гостья, видимо, так спешила свалить из Психушки монстров, что оставила все вещи. Кстати, и пуховик её в прихожей висит… Вот и третье дело нашлось: вернуть Ксюше потери. Правда, где её искать, бог весть. Но он уж как-нибудь постарается, через соцсети, в общем что-нибудь можно придумать.

— Дубль! — рявкнул Эдик в очередной раз, собрав Ксюшины вещи. — Я выйти хочу! Открывай!

Следующей хлопнула дверь комнаты перевёртыша, но его и там не нашлось.

— Выпусти меня! Пусти домой! Открывай сейчас же!

Теперь на пути встала узкая дверка в ту самую кладовку, из которой явилась девушка, преследуемая маньяком. Эдик прекрасно помнил, что там только шкафчик со швабрами, но столь же отчётливым было и воспоминание о тёмном проходе, откуда выбежала Ксюша. И он тоже был за этой дверью.

— Я его закрыл. Проход в человеческий мир. Но ключ всегда работает в обе стороны. Значит, если я могу открыть, должно получиться и открыть. И тогда видал я все твои запоры, Дубль.

Он уже протянул ладонь к ручке, старой, в хлопьях облупившейся краски, чуть замешкался. Нервно всё-таки. А вдруг не получится? Или, скорее, а вдруг получится и это будет гораздо страшнее?

— Подожди! Эдик! — Дубль возник словно ниоткуда где-то сзади, в начале коридора. — Не уходи!

— Ты достал уже, я же пообещал, что приду потом. Выпусти лучше нормально. Что за детский сад? — Эдик даже облегчение почувствовал, что не надо пробовать «сверхъестественный» способ покинуть дом. Сейчас перевёртыщ ему откроет нормальный выход.

— Я виноват, я многое от тебя скрывал. Я думал, что ты испугаешься и уйдёшь. Пожалуйста, останься. У тебя контракт, кстати, если ты вдруг забыл.

— Считай, что я беру недельку за свой счёт.

На самом деле про трудовой договор Эдик действительно забыл, а вероятно он имеет какую-то силу и дело вряд ли только в пенсионных отчислениях. Не зря же Дубль так его подписи добивался.

Перевёртыш глубоко вздохнул, как будто перед прыжком в прорубь, и выпалил:

— Все материалы на ноутбуке — мои. Евграфыч только запирать монстров умел, лечением никто и не занимался. Здесь, Эдик, тюрьма, изолятор, а не больница. А я… мы, в том числе и твой отец, хотели всё изменить. Чтобы лечить, чтобы помогать, а не просто под замок запирать…

Лицо перевёртыша поплыло, теряя очертания благостного старичка и превращаясь в настоящую внешность доппельгангера, которая сейчас почему-то уже не казалась Эдику ужасающей. Голос тоже менялся, становясь ниже, грубее и теряя идеальную дикцию.

— Ты нужен нам! Нам всем!

— Я вернусь…

Эдик почувствовал, что начинает терять уверенность, хотя Дубль столько раз его обманывал, что стоило учесть прошлые ошибки и не вестись на уговоры.