Очевидно, что гипотеза параллелизма, не внося, в сущности, ничего нового в объяснение взаимности между физическим и психическим миром, устанавливает только как факт то постоянное соотношение между физическим и психическим, которое предполагалось уже давно и которое в учении параллелизма получило только определенную научную формулу.
Между тем гипотеза параллелизма, допуская постоянное соотношение в наших центрах психических, или внутренних, явлений с материальными, или внешними, в сущности сама по себе не только не исключает того противоположения между духовным, или психическим, и материальным, которое установилось в философии и психологии со времен Декарта, но скорее его поддерживает и вместе с тем поддерживает и учение Лейбница о представленной гармонии, если иметь в виду, что вряд ли кто-либо стал бы в настоящее время придерживаться учения окказионалистов. До какой степени это противоположение психического, или духовного, физическому, или материальному, является и поныне господствующим воззрением в психологии, показывают, например, недавно высказанные В. Вундтом мысли по поводу психической причинности и психофизического параллелизма в его «Очерках психологии»[15].
По взгляду Вундта, «физическое определение величины имеет своим предметом объективные массы, силы и энергии; психическое определение имеет предметом субъективные ценности и цели». Далее еще полнее выражает свою мысль В. Вундт в следующих словах: «Движения мускулов при внешнем волевом действии и физические процессы, сопровождающие чувственные восприятия, ассоциации и функции апперцепции, неизменно следуют принципу сохранения энергии, и при одинаковой величине этой энергии выраженные в ней духовные ценности и цели могут быть различны по своей величине». И далее: «Физическое изменение имеет дело с количественными величинами, которые допускают градацию только по количественным отношениям измеряемых явлений; напротив того, психическое изменение имеет предметом в своем итоге всегда качественно ценные величины. Поэтому способности производить чисто количественное действие, которое мы определяем как величину физической энергии, можно противопоставлять величину психической энергии, как способности производить качественно различные ценности. Прирост психической энергии не только совместим при таком предположении с обязательным для естественно-научного рассмотрения постоянством физической энергии, но оба эти положения служат даже взаимно дополняющими друг друга масштабами при обсуждении нашего опыта в его целом. Ведь прирост психической энергии является в надлежащем освещении лишь постольку, поскольку он составляет обратную сторону физического постоянства. Непрерывности физических процессов противостоит, с другой стороны, как ее психологический коррелят, факт исчезновения психических ценностей, без сомнения, данный в опыте».
Легко видеть, что понятие психической энергии в глазах В. Вундта нечто иное, нежели понятие физической энергии; оно прямо противополагается последнему, как приводящее к качественным ценностям, по временам исчезающим, в противоположность постоянству физической энергии, дающей количественные величины.
Очевидно, что психическая энергия в понятии В. Вундта мало что прибавляет к обыкновенному мировоззрению, которое противополагает дух материи. В данном случае на место духа является лишь психическая энергия, а на место материи – физическая энергия. Но оба эти понятия, т. е. психическая и физическая энергии, столь же несоизмеримые величины, как дух и материя философов прежнего времени.
Энергетизм в физике и понятие психической энергии
Совершенно аналогичный дуализм мы встречаем и в физике, в понятии о силе или энергии и материи; но так как со времени развития учения о сохранении энергии явилась возможность подчинить энергию математическому исчислению, то очевидно, что этот дуализм в физике не мог принести столько вреда, сколько принес дуализм в сфере изучения психической деятельности. Тем не менее и в физике за последнее время раздались могущественные голоса против дуализма, скрывающегося под понятиями силы и вещества, или материи. В этом отношении заслуживает внимания, между прочим, попытка Майера, а в позднейшее время профессора Оствальда[16] подвести весь видимый мир под понятие энергии, устраняя совершенно материю из обихода научного мировоззрения.
По Оствальду, реальной можно признать в природе только энергию, представляющую собой единственную величину, открываемую нами в природе, тогда как материя есть не что иное, как продукт нашей мысли. По Оствальду, все свойства так называемого вещества могут быть рассматриваемы как те или другие проявления энергии; так, масса, по автору, есть не что иное, как способность двигательной энергии наполнять пространство, иначе говоря, это есть энергия объема (Volumenenergie), тяжесть – есть выражение энергии положения (Lagenenergie), химические свойства тела сводятся к химической энергии.
Таким образом, все, что мы знали о внешнем мире, может быть сведено к отношениям энергии. Допускать еще особого носителя энергии, т. е. материю, нет основания уже потому, что об этой материи мы не можем ничего узнать, так как различными проявлениями энергии можно объяснить все нам известное.
По Оствальду, «всюду дело идет только об энергиях, и если отвлечься от понятия о различных родах материи, то не остается более ничего, даже занимаемого ей пространства, так как и последнее мы познаем лишь через трату энергии, необходимую для проникновения в него, т. е. для движения. Таким образом, материя в сущности есть не что иное, как пространственный распорядок разных энергий и все, что мы говорим о ней, в сущности говорим об этих энергиях».
Удар палкой производит в нас соответствующее ощущение лишь благодаря энергии удара, сама же палка, по Оствальду, вещь совершенно невинная. При ударе о покоящуюся палку мы ощущаем опять-таки различие состояний энергий по отношению к нашим чувствующим органам, и вообще все наши органы чувств реагируют лишь на различия энергий между этими органами и окружающей нас средой. Таким образом, по Оствальду, все реальное в нашем мире сводится на различные формы и количества энергии, откуда это учение и получает название энергетизма в отличие от общепринятого воззрения, признающего существование атомистической материи, или атомизма.
Явившись в виде реакции против безмерного дуализма, господствовавшего до последнего времени в физике, гипотеза Оствальда, как всякая смелая попытка разрушить старое учение, воссоздав на его обломках новый взгляд на вещи, не могла не встретить многих и не несущественных возражений.
Мы не войдем в подробности этих возражений и заметим лишь, что особенностью гипотезы Оствальда является то обстоятельство, что она приписывает самостоятельную реальность энергии, под которой в физике понимается обычно лишь способность к работе и которая как таковая предполагает существование другого реального «нечто» в окружающем нас мире, под которым разумеют обыкновенно материальную среду.
Существенным же недостатком этой гипотезы служит тот факт, что, уничтожая материю и подставляя взамен ее столь же неизвестную в самом существе энергию, Оствальд увеличивает число различных форм энергии до необычайных размеров, что вряд ли может служить к пользе науки. Все внешние свойства и отношения тел, по учению Оствальда, дают основание к признанию новых энергий, как энергии объема, расстояния, поверхности и пр. Но как доказать существование этих энергий в природе, к которым, руководясь тем же принципом, можно присоединить многое множество других энергий, и не служат ли они более или менее плотной ширмой того, что и так сокрыто от нас в природе? Ведь если вещества или массы нет, а тела суть лишь формы энергии, то очевидно, что тела без остатка должны переходить в другие формы энергии, а между тем ничего подобного не наблюдается в природе, так как при всевозможных химических превращениях тела лишь видоизменяют свой состав, форму и объем, но не уничтожаются в настоящем смысле, обнаруживая один и тот же вес своих видоизмененных по внешности частей.
Словом, трудно или даже невозможно помирить гипотезу Оствальда с законом неуничтожаемости материи, если не допускать новой, противоречащей нашим понятиям об энергии гипотезы, что есть формы энергии, которые не переходят ни в какие другие энергии. В самом деле, в какие другие энергии может перейти, например, энергия объема или энергия поверхности? Ясно, что в этом пункте гипотеза Оствальда наталкивается на непреодолимые препятствия.
Нелишне заметить здесь, что, хотя Оствальд, как и Майер, первый основатель энергетики, восстает против гипотез, но разве энергия формы или поверхности не есть чистая гипотеза, которая к тому же допускается без всяких фактических в пользу ее данных.
Поэтому, как ни симпатично в идее ввести в науку вместо понятия материи и энергии одно понятие энергии, мы не видим достаточного оправдания для совершенного устранения материи и замены ее понятием энергии, в сущности не менее отвлеченным, как и понятие материи.
Вот почему, признавая совершенно неправильным старое воззрение, противополагающее материю, как косное или инертное вещество, понятию силы, как деятельному началу, мы скажем просто, что в природе везде и всюду мы имеем лишь деятельную среду. Пусть эта среда в первичном своем состоянии не будет представляться нами в той форме, в которой мы обыкновенно представляли себе вещество, пусть даже эта среда будет лишена тех свойств, которыми мы обыкновенно награждаем материю и которые в сущности обязаны своим происхождением силе, тем не менее мы не можем представлять себе в мире одну лишь силу вне той или другой среды.
Ум человеческий вообще не может мириться с мыслью, что окружающий нас мир не представляет собой ничего, кроме видоизменения одной силы в пустоте. В этом отношении, устраняя материю, подобно философскому спиритуализму, учение Оствальда наталкивается на ряд логически неустранимых препятствий.
Мы не видим, таким образом, необходимости удерживать в конечном анализе обыденное понятие материи с присущими ей свойствами, но мы полагаем, что сила от среды неотделима, и понятие этой среды мы исключить не можем, так как немыслимо представить себе, чтобы сила, будучи величиной нематериальной, могла проявлять себя в пустоте.