— Всего через несколько холмов отсюда есть пещера, я знаю... Мы сможем довести его дотуда?
Потом Йорг ощутил прикосновение маленьких верных ладошек, поддерживающих его со всех сторон. Позволив им вести себя, он поплелся вперед, все еще сжимая свой кинжал, а ворон, летящий над ними, беспокойно закричал.
Лиланте лежала на траве, глядя в раскрашенное в рассветные цвета небо. Скоро уже лагерь циркачей начнет просыпаться, и ей придется прятаться. Сейчас, однако, никто не мешал ей наслаждаться первыми проблесками начинающегося дня. Леса и поляны Эслинна были домом для множества птиц и зверей, которые совершенно без страха порхали и скакали вокруг нее. Они знали, что древяница — точно такое же лесное существо, как и они сами.
— Лиланте! — голос циркача вспугнул животных, которые быстро скрылись в лесу. На опушке показался Дайд Жонглер с дымящейся деревянной миской в руках. — Вот, горяченькая, — искушающе проговорил он.
Она напряглась, пальцы ног искривились. Ее ступни были широкими, коричневыми и узловатыми, и она старалась прятать их каждый раз, когда Дайд был поблизости. Через миг он поставил плошку на землю и отошел на несколько шагов назад. Она осмелилась взять еду лишь тогда, когда он был в добрых шести футах поодаль, и принялась жадно есть, глотая одну ложку за другой без перерыва.
— Язык обожжешь, — предостерег он ее.
Она не ответила, лишь ниже склонилась над миской. Он улегся на спину и начал жонглировать шестью золотистыми шариками. Она зачарованно глядела на них, образовывавших в воздухе все более и более замысловатые узоры.
— Скоро мы отделимся от остальных фургонов, — сообщил он. — Можешь пойти с нами, если захочешь. — Она дочиста выскребла плошку и со вздохом отставила ее. Золотые шарики образовали мелькающее кольцо, которое постепенно поднималось все выше и выше в воздух.
— Тебе бы этого хотелось? Ну, присоединиться к нам, я хочу сказать.
Она долго не отвечала, сосредоточившись на шариках. Потом медленно сказала:
— Мне не нравится твой отец.
— Мне самому временами он не слишком нравится, — весело отозвался Дайд. — Но не стоит беспокоиться, все это пустое сотрясание воздуха. Если ты ему понравишься — а я не вижу никаких причин, почему ты могла бы ему не понравиться, — он будет обращаться с тобой, как с Банри.
Лиланте ничего не сказала, теребя подол своего грязного плаща тонкими пальцами-прутиками.
— Энит не допустит, чтобы тебе причинили вред. Она держит па в ежовых рукавицах, так что не волнуйся об этом.
Он поднялся на ноги, почесав жидкую бороденку, пробивавшуюся на его подбородке.
— Лиланте, мне надо идти. Ты подумаешь о том, чтобы путешествовать поближе к нам? В этих лесах не слишком безопасно, ты же знаешь.
Лиланте улыбнулась при мысли, что в лесу может быть небезопасно для нее, но кивнула.
В тот вечер, когда стемнело, циркачи сварили суп из солонины, вскрыли бочонок с виски и пропели до самой ночи. Лиланте затаилась под одним и фургонов, восторженно глядя на них и слушая. Музыка будоражила ее кровь, ей хотелось петь и танцевать вместе с ними, в особенности когда Дайд заиграл на своей гитаре. Он сидел на упавшем стволе дерева, точно демон, с гитарой в руках, и от его музыки у нее захватывало дух. Другие циркачи один за другим пустились в пляс, кружась перед костром так, что у Лиланте еле хватило воли лежать спокойно. Даже самый маленький карапуз начал покачиваться и приседать на месте, хлопая в пухлые ладошки, когда его бабушка развлекала всех, танцуя веселую джигу, так что только тощие коленки мелькали в вихре цветастых юбок.
Только бабка Дайда не присоединилась к общему веселью, усевшись на своем обычном месте у огня, поблескивая янтарными бусами. Через некоторое время она запела, и ее голос оказался таким чистым и звонким, что у Лиланте по спине побежали мурашки, а в горле встал комок. Увидев на щеках старой женщины слезы, она не удивилась, ибо песня потрясала силой чувства, скрытого в ней.
После песни Энит Серебряное Горло веселая компания немного поутихла, а дети, повалившись прямо у костра, заснули. Взрослые остались бодрствовать, потягивая виски и распевая баллады. В полночь они снова начали танцевать, но на этот раз их движения были медленными и величавыми, и в них проскальзывала какая-то ритуальность. Подобравшись поближе, Лиланте услышала, что они негромко поют: