— Я сообщил… наверх… велели ничего не предпринимать. Сказали, что ты осуществляешь инспекцию… от другой инстанции. — Томилин вдруг отпускает меня, садится за свой стол. — Так откуда ты? ФСБ? Сетевая полиция? СБП?

Что за бред!

Но я не спорю. С больными не спорят.

— Какая разница? — дерзко спрашиваю я. — Вам же велели ничего не предпринимать?

— Откуда ты знала, что эксперимент не удастся? — вопросом отвечает Томилин.

— Я же сказала — догадалась! Я часто бываю в глубине. Я…

— Ещё скажи, что это твой настоящий облик, — саркастически улыбается Томилин.

Молчу. Зачем спорить, если мне не верят заранее.

— Ну и каков результат инспекции? — спрашивает Томилин. — Что сообщите, Карина Петровна?

В имя он вкладывает столько иронии, что я поневоле чувствую себя виноватой.

— Чистую правду, — отвечаю я. — Что за исключением мелких нарушений трудовой дисциплины в первой виртуальной тюрьме не обнаружено ничего необычного. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникать посторонние. Но вы меня убедили, это часть программы перевоспитания осуждённых.

— Всё равно проект не закроют, — говорит Томилин, будто себя убеждая. — Определённые результаты есть…

— Какие результаты? — невинно спрашиваю я. — Сверхвозможностями в глубине обладают лишь бунтари. Одиночки, индивидуалисты. А это в тюремной камере не привьёшь.

За моей спиной хлопает дверь, появляется Денис.

— Говори, — командует Томилин. — Нечего стесняться.

Я не вижу — чувствую, что Денис разводит руками. Зато слышу, как он виновато бормочет:

— Это не с нашей аппаратурой… канал скручен кольцом на шестнадцати серверах, и где он на сторону уходит — не понять…

— Эфэсбэ, — уверенно говорит Томилин, глядя на меня. — Так ведь? Знали, что мы порожняки гоняем, но молчали?

— Я не стану ничего отвечать, — быстро говорю я, пятясь к двери. — Всего доброго.

Денис быстро отстраняется, освобождая мне дорогу. И едва слышно произносит: