— Засим! — возвысился я над ожидающей толпой, — Объявляю Фестиваль Пьяных Сюрпризов!
А затем пошёл вдоль столов, расставив руки, как цельнометаллический Иисус, материализуя рюмки, в каждой из которых содержался редкий и высокоградусный напиток, сотворенный с помощью «колдовской изысканной кулинарии».
И грянула нормальная ударная пьянка, полная задора и тепла. Градусом вжухнуло сразу всех, даже меня, от чего воспоминания пошли урывками и скачками.
…вот высокая красивая Лилит, перегнувшись через стол, бодается лбами с «таинственной горничной» Саякой. Обе выкрикивают эпитеты. Бывшая ведьма хорошие, а суккуба плохие. Явно поминают какого-то общего знакомого. Болею за Такамацури.
…вот демоны вперемешку с авантюристами составляют на столе план штурма Великой Библиотеки, а гневно пыхтящие Стражи сооружают из подручной еды фортификации и баррикады. Народ пытается скандалить и спорить, но я, изъяв у полумертвого от усталости бармена пару игральных костей, быстро объясняю им правила, по которым ситуацию можно симулировать через выпавшее число, попутно придумав объяснение результату. Битва разгорается по новой, но участники охвачены азартом, а не злобой.
…вот заходит та самая шикарная синеволосая Угарачака с потерянно-возмущенным видом, а вот, спустя десять минут, неоднократно выпив, она уже сидит вплотную к Ж’ыку Траххладыму, и между ними определенно искра.
…вот мы сидим. Люди, демоны, генералы, горничные, заместители мэра, гномы и прочая гадость, дружно тянем «Выпьем зааааа Фиоооооол!». Нам всем хорошо, некоторых пробивает на слезу, подавальщицы делают массаж грудной клетки бармену, который безответственно прекратил функционировать.
Наконец, спустя некоторое время, когда за окном почему-то начинает светлеть, я вывожу простую исекайскую девушку с сложной судьбой из-за стола, после чего мы под ручку идём с ней дышать свежим воздухом. Лилит, умница, красавица, почти комсомолка, неровно дышит избытком выпитого и съеденного вниз, опершись руками на забор, а я нежно и умиротворенно поглаживаю её по спине. Наконец, мы идём куда-то в обнимку, а она мне заплетающимся языком объясняет, что устала, заколебалась и вообще пошло это всё нафиг. Я киваю, вместе со мной кивает мир, утреннее солнце нам ласково моргает белым глазом, а потом всё как-то разом гаснет…
Глава 19
Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха… Так вот, если бы отец был в состоянии, то он объяснил бы собственному чаду, что «плохо» — понятие очень растяжимое. Вообще, вся кривая взросления опирается на познание новых граней слова «плохо» и то, как люди с этим справляются. Или не справляются, молча страдая в своем безвыходном положении. Быть взрослым — это жить с осознанием простой и горькой истины о том, что как бы тебе не было в данный момент плохо… может быть еще хуже.
— Разоритель! Хулиган! Как ты вообще мог!
— Ыыы…
— Уму не постижимо, что ты натворил!
— Помолчи…
— Не помолчу! Ты завалился спать в доспехах! И шлеме! Храпел на всю Читозе весь день так, что у меня и Кинтаро голова болит! Саяка-чан, наверное, умерла! Вон она лежит неподвижно!
— Убей меня…
— Нет уж, терпи! Мне из-за тебя пришлось силком отцеплять от Читозе рыдающую Генерала Демонов, просящую увезти её от этого всего! Вот как можно за несколько часов натворить столько бед!
— Каких бед, оябун? — отлип от стенки джипопагоды я, чувствуя, как праведное возмущение дает мне сил, — Три задания. Каждое я успешно выполнил!
— Ты с помощью моего авторитета встал на сторону демонов, паскудник! — тут же рыкнул оябун, раздраженно сверля красными глазами дорогу перед гудящей машиной-домом, — Выступил как помощник мэра!
— Ну да, я и задания получил как помощник мэра! — раздраженно рявкнул уже я, баюкая в ладонях гудящую голову, — Что тебе, уважаемый оябун-сама, не нравится? Распря прекратилась? Прекратилась!