— Оль, нам же в другую сторону.

— Молчите больной, мне как вашему лечащему врачу, лучше знать, куда нам идти.

— Ну, раз врач сказал в морг, значит в морг. — Притворно ворчу я и следую за ней. Ольга прыснула и побежала ещё быстрее, так что через двадцать минут мы были уже в деревне. Войдя в ограду вокруг небольшого домика, милая сразу повела меня в баню, где и помогла мне раздеться, а потом разоблачилась сама. Солнце ещё не закатилось, так что света из небольшого окошка вполне хватало, и я залюбовался на эту наяду. Плеснув на каменку растворённого в воде пива или квасу, девушка взяла меня за руку и усадила на скамью. Запах свежего хлеба витал в воздухе, а она мыла меня как маленького ребёнка. Я бы, конечно, мог помыться и сам, но с этим гипсовым панцирем, делать это было проблематично. Хорошенько оттерев меня мочалкой, и ополоснув из деревянной шайки, подруга стала мыться сама.

— Молодой человек, может вы потрёте даме спинку? — игриво виляя бёдрами, спросила она.

— С превеликим удовольствием, — отвечаю я. И легонько тру её спину, а потом намыливаю груди, и другие, не менее аппетитные части тела. Ополаскивались мы, с последними лучами заходящего солнца, а вытирались уже в потёмках. Одеваться не стали, а сложив всё наше имущество на плащ-палатку, и надев только сапоги, быстро идём в хату. Я перестал всему удивляться уже после того, как Ольга разделась, приведя меня в баню. Поэтому, накрытый стол и большая кровать с пуховой периной, не вызвали у меня никаких эмоций кроме радости. Положив свёрток с одеждой на лавку, и закрыв на щеколду входную дверь, подхватываю любимую одной рукой и несу прямо на кровать…

Дальше всё было как в тумане. Я не спал, но и на явь это не походило. Красавица оказалась не девушкой, а очень даже женщиной, тем более женщиной-врачом, хоть и не искушённой в искусстве любви, но готовой к экспериментам, поэтому моя загипсованная клешня нам почти не мешала, и мы наслаждались друг дружкой всю ночь, с небольшими перекурами, на попить и слегка перекусить. До восхода солнца мы так и не сомкнули глаз, поэтому часиков в восемь утра, быстренько бежим ополоснуться, в неостывшей с вечера бане, одеваемся и завтракаем.

Первые машины с имуществом, Ольга встречает, в накинутой поверх формы плащ-палатке, потому что около девяти утра, зарядил мелкий осенний дождь. Я же иду обживаться, в выделенной для нас хате, поэтому, когда прибыли мои друзья, в доме уже весело пылал очаг «нарисованный на старом холсте». Печку я мог и не растапливать, но в доме видимо уже давно никто не жил, и хоть и было чисто, но пахло сыростью, вот я и подсуетился.

Дождь с небольшими перерывами шёл целых два дня. За это время весь медсанбат переместился в деревню и обустраивался на новом месте. И хотя часть домов пустовала, но всё равно, местным жителям пришлось потесниться, пуская к себе на постой личный состав батальона. Да и сама деревушка, была не слишком велика, так что без палаток не обошлось. Ну а где ещё разместить двести пятьдесят человек, больше пятидесяти из которых являются средним комсоставом, а половина медперсонала — женщины, деревня чай не резиновая. С интимом у нас тоже случился облом, во-первых, любимой было некогда, а во-вторых, негде. С тем домиком, нам просто повезло. Как командир госпитального взвода Ольга выезжала вместе с квартирьерами, и в выделенных в распоряжение взвода домах, договорилась с хозяйкой одного из них. А вот сейчас все избы забиты под завязку. С относительным комфортом разместились только мы, так как под раненых выделили отдельное помещение, а их — раненых, насчитывалось всего трое.

В первый день своего пребывания в «Простоквашино», от нечего делать я, вооружившись ножницами, иголкой с ниткой и куском ткани, принялся выкраивать оперативную кобуру, чтобы потом, потренировавшись на кошках, воплотить её в другом материале. Манекеном и помощником, у меня выступал дядя Фёдор, Серёга же присутствовал в качестве критика. После нескольких неудачных попыток, всё-таки удалось сотворить что-то подобное оригиналу, и я пошёл искать старшину, чтобы он свёл меня со специально обученным человеком. «Творить» я начал только после обеда, потому что дождавшись своих «компаньонов», завалился спать и продрых до двух часов дня. Пайку на меня получили, так что набив брюхо и посмотрев в окно, чтобы проверить прогноз погоды, я и занялся творчеством.

— Здоров був, Петрович. — Как обычно приветствую я старшину, каптёрку которого я нашёл в амбаре неподалёку.

— И тебе не хворать, Мыкола.

— Ты обещал меня с человеком свести. Не забыл ещё?

— Чай не склеротник, помню. Раз обещал, сведу, только не сегодня, а то у меня дел полно. — Начинает юлить он.

— Стёпа, мне за твои дела с человеком, знать не интересно. Ты просто скажи, — где мне его найти? А там уже я сам с ним побазарю.

— Ладно, пошли, — решается старшина, и мы вместе выходим на улицу. — Видишь вон тот крайний домишко, на берегу речки. — Показывает он мне рукой направление. — Придёшь туда и спросишь сапожника Лейбу, вот с ним и договоришься.

— Спасибо Петрович. Выручил. — Жму я ему руку и иду в указанном направлении.

— И это, Николай, ты при знакомстве лучше на меня не ссылайся, кажешь, что люди сказали. — Уже мне вслед говорит Степан.

— Понял, — машу я ему рукой. «Так вот оно чо! Михалыч». Тьфу ты, Петрович. Теперь понятно. Когда хохол родился, еврей заплакал. Видимо какой-то гешефт, старшина с этим сапожником замутил, отсюда и все кружева. Ну да это не моё дело, пусть сами разбираются.

— Мир вашему дому. — Постучавшись и войдя в небольшую хату, приветствую я хозяев.

— Могу я увидеть знаменитого сапожника Лейбу?