— Это они вам дали документы страхового агента?

— Да, и книжку велели прочитать о страховке, чтобы вы ни о чем не догадались. Этот, который меня грузил, сказал, что вы фраер, и если я вам дам…

«Фраер» меня заинтересовал — это слово сейчас редко употребляется, таким термином пользовалось старшее поколение уголовников. Пошлый в данном контексте глагол «дать» я вежливо не заметил.

— И что от меня нужно этим людям? Они дали вам конкретные инструкции? — задал я праздный вопрос.

— У вас есть какой-то меч. Я, честно говоря, не очень поняла. Вы сами должны знать, что им нужно, если вы его отдадите, то спасете человека, а я буду, буду, ну, вы понимаете, — не очень вразумительно объяснила девушка.

— Вы так любите своего парня?

— Да. Нет. Я теперь ничего не знаю…

— Он знает, что вас заставляют делать?

— Да, — коротко ответила Ольга Глебовна, вспыхнула и жалко съежилась.

У меня есть собственные способы отличать правду ото лжи. Скорее всего, она говорила правду.

Мы молча сидели на кухне. Ольга Глебовна снова заплакала, тихо и безутешно. Мне не было жалко ее наркомана, способного продать свою девушку за дозу героина. Пусть это жестоко звучит, но меня совершенно не интересовали его судьба и продолжительность жизни.

— Я не отдам… — начал было говорить я, но меня прервал телефонный звонок. — Извините, — сказал я гостье и снял трубку. — Слушаю?

— Три штуки, братан, больше не могу, — сказал голос «офицера» Вовы.

— Это твои проблемы, — холодно ответил я. — Если хочешь, за остаток возьму в зачет Поэта.

— Я же тебе говорил… — сердито пробурчал Вова и первым повесил трубку.

— Так вот, при всей симпатии к вам, я не отдам этот самый меч, — сурово проговорил я, но опять запиликал телефон. Видимо, Вова решил поторговаться.

— Я сказал, что это минимальная цена! — гаркнул я в трубку.

— Какая цена? — поинтересовался голос Поэта Дмитриева.

— Это я не вам, Иван Иванович, — без паузы ответил я.

— Вы меня так сразу узнали? — промедлив несколько мгновений и почти скрыв удивление, спросил Поэт.