Кастия прижала ладони к лицу, оставив открытыми лишь глаза, зажимая рвущийся изнутри крик. Смотрела на разрушенный город, и ей казалось, что она, почти наяву, видела то, что совсем скоро произойдет. Как возвращается вода, вновь набирая силу, чтобы уничтожить то, что еще оставалось.

— Первые группы далеко ушли? — спросила женщина у кого-то, а хорошо поставленный голос будущей правительницы спросил над головой у застывшей, сжавшейся в комок и начинавшей раскачиваться будто в трансе девушки:

— Вы уверены в том, что будет вторая волна?

— К сожалению, да. Я знаю, что перед смертью моя сестра передала свое умение внучке. Оно в нашей семье уже несколько поколений… Я даже когда-то жалела, что не унаследовала его… но…, — тяжкий вздох, — это — жестокое испытание… Видеть смерть живых существ… Особенно, близких…

— Что с ней? Почему она себя так ведет? — с подозрением поинтересовалась владычица.

— Там ее муж, — тихо ответили ей…

— Как ты, дорогая? — проговорила Ялма, пытаясь обнять за плечи замершую на верхней ступеньке длинной лестницы дочь.

Кастия слегка передернула плечами, отвергая объятия. Отступила на шаг от матери, слегка обернувшись, но не глядя на нее.

— Кастия, — позвала женщина, и в ее голосе послышались слезы.

Девушка подозревала, что мама часто плачет, но не могла ничего сделать для ее успокоения. Хотя она и не просила ничего для себя. Мама хотела поговорить, а дочь — не хотела. И не знала, о чем можно было разговаривать.

Она внимательно посмотрела на расстроенную мать и, нехотя, не потому что упряма, а просто отвыкла за последние несколько суток, отделываясь кивками и жестами, попыталась ответить. Горло ободрало от этой попытки. В нем будто давно гулял обжигающе горячий ветер, высушивший всю имевшуюся там влагу. А она только сейчас это заметила. Девушка хрипло прокашлялась, сглотнула, нащупывая внутри хоть каплю слюны, чтобы смочить пересохший рот, и с трудом ответила:

— Я в порядке, мам, — видя, как женщина шагнула к ней с намерением обнять, снова отступила от нее, вынужденная продолжить говорить, чтобы удержать ее от объятий, — Я вышла подышать, — махнула в сторону Храма, — Там так жарко. А двери открытые…

— Твой отец приехал, — грустно проговорила мать, отступая в сторону и усаживаясь на верхнюю ступеньку. Она слегка похлопала ладонью рядом с собой, приглашая дочь присесть.

Кастия покачала головой и отказалась садиться. Она не чувствовала себя готовой сесть рядом и говорить. Все понимала, но не могла физически. При мысли, что ее спросят или скажут, или начнут уверять и уговаривать, начинала болеть голова, и подступала тошнота.

Нет, лучше постоять. Ей не нужен "разговор по душам, выплеснуть накопленную боль и выплакаться, чтобы принять существующее". Она не хотела такого успокоения.

Она помнила уроки бабушки, сама не раз их применяла в лечении и успокоении людей. Но не сейчас. Она присоединилась к целителям тел, обмывала, прочищала и сшивала раны, ставила лубки, фиксировала повязки. Наиболее сильные занимались самыми сложными, грозящими смертью случаями, остальные — исцеляли физически.

При таком количестве пострадавших никаких дарованных свыше сил не хватит, а потому даром старались пользоваться умеренно, по капельке вливая, чтобы купировать боль, дать толчок для сращивания поломанных костей и тканей.

Столько больных и раненных никогда не бывало в лечебницах в обычные дни. Только эти дни давно прошли. Жизнь поделилась на "до" и "после". И она пока не знала, как жить в этом "после". Потому и цеплялась за свою занятость в Храмовой лечебнице.

— Отец говорит, может ты домой съездишь? — сделала новую попутку удержать рядом дочь Ялма, слегка нажимая на авторитет отца, которого девушка с детства уважала и прислушивалась к его мнению. Сейчас же мужчина не знал и сам, о чем можно было говорить с дочерью, — помоешься, переоденешься…отдохнешь…, — последнее слово она произнесла совсем тихо и неуверенно.

— Нет, — отрывисто сказала Кастия первое, что пришло в голову, — Я не могу туда ехать…