Рорк знал: будь ее воля, они бы наскоро перекусили и все обсудили прямо у нее в кабинете. Но это был опять-таки тот случай, решил он, когда нужно нечто большее. Раз уж лето отказывалось сдавать свои права, он распорядился накрыть стол на одной из террас с видом на цветущий и благоухающий сад.
Свечи на столе тихо мерцали, солнце зашло, но сумерки по-прежнему упорно хранили влагу утреннего ливня.
— У меня еще куча работы, — начала Ева.
— Не сомневаюсь, и у тебя будет столько времени, сколько тебе потребуется, как только введешь меня в курс дела и немного поешь. Бифштекс, — добавил Рорк, приподняв крышку с блюда.
— Нечестный прием. — Ева жадно уставилась на бифштекс.
— С тобою только так и можно. Кстати, к жареной картошке у меня припасена целая бочка соли. — Он протянул ей бокал вина.
— Ну вот это уже просто низко, — против воли рассмеялась Ева, принимая бокал. — Знаешь мои слабости.
— Все до единой, — согласился Рорк.
Он надеялся, что ужин в саду летним вечером поможет ей найти силы все ему рассказать.
— Держу пари, пообедать ты сегодня забыла.
— Целое утро бумаги разгребала. Все думала: вот бы труп какой нашли, был бы повод слинять. Думай, что называется, о чем прочишь. Так оно всегда и выходит. Ужасно несправедливо.
Ева принялась рассказывать про Трея и Джули, про то, как тюремное начальство не торопилось известить их о побеге. Понимала, что самое неприятное она откладывает на последний момент. Собирается с духом, чтоб рассказать о том дне.
— Он хочет привлечь твое внимание, — заметил Рорк.
— И ему это удалось. Он получит его всецело, пока снова не сядет на нары. Нужно было давно его на спутник перевести, сразу, как только «Омегу» построили. Вот только…
— Они так и не предъявили ему обвинений в тех убийствах? Его матери, тех ненайденных девочек, пропавших женщин?
— Нет, не предъявили. Улик было мало. Особенно с точки зрения прокуроров, думающих, не как добиться правосудия, а как бы не испортить себе статистику доказанных в суде обвинений.
— Обидно было?
— Опыта у меня не было, — призналась Ева, пожав плечами, но жест вышел слишком нервозным. — Думала, на тех четырех девочек, мать и убитых напарниц хватит косвенных улик. Достаточно, чтобы предъявить обвинения. Но не мне было решать. Это была их работа.
— Но тебе по-прежнему обидно?
— Может быть. Но я уже не новичок и смотрю на вещи трезво. Макквин бы не раскололся. Финн целыми часами, днями напролет его мурыжил. Я в зоне наблюдения сидела. Даже прямо в комнату к нему меня однажды пустил. Думал, Макквин меня увидит, испугается или выйдет из себя, сболтнет что-нибудь, допустит ошибку. Но я забегаю вперед, — опомнилась она. — Лучше, наверно, начать с самого начала.