Он поднялся, отряхнул ладони, Михаил поинтересовался:

– А что с ним?… Здесь близко села, обязательно наткнутся.

– У меня в багажнике лопата, – сообщил Азазель. – Возьми и забросай эту ямку землей, чтобы люди не наткнулись.

– А ты?

– Я пока помыслю о высоком, – заверил Азазель. – Ты же понимаешь, как это важно для гармонического развития?

Ямка, как ее назвал наглый Азазель, оказалась такой просторной пещерой, что в ней, наверное, можно было поместить небоскреб. Михаил бросал и бросал землю, столкнул туда же стволы упавших поблизости деревьев, сухие ветки, камни и снова землю, наконец края сравнялись, Азазель подошел посмотреть, одобрил, но посоветовал набросать еще и сверху горбиком, земля все равно просядет, тогда и сравняется с краями.

Обратно к автомобилю возвращались напрямик через кусты. Михаил чувствовал непривычную усталость, свойственную телу из плоти, и не мог понять странное словосочетание «приятная усталость»: что же в ней приятного? – у людей слишком много странных слов и понятий.

Автомобиль, завидев их, приветственно мигнул фарами, а когда приблизились, распахнул обе дверцы.

Михаил ощутил нечто вроде приязни к этой странной колеснице, что подобно верному псу ликует и радуется возвращению хозяина. Понятно, почему многие мужчины любят эти штуки больше, чем своих женщин, те далеко не всегда встречают так же приветливо, а эта и хвостом бы бока себе пооббивала, будь у нее хвост.

У самого автомобиля Михаил оглянулся, спросил с беспокойством:

– А лесные звери не доберутся? Мы не так уж и глубоко закопали, а земля рыхлая…

– Да пусть едят, – ответил Азазель. – Тебе что, демона жалко?

– Ничуть, – ответил Михаил, – но если люди увидят?

Азазель отмахнулся.

– Да не увидят. Демон уже рассыпался в пыль… даже не в пыль, а вообще в ничто. Ты садись, садись!

Михаил зло сжал зубы.

– Ты, – прошипел он люто, – заставил меня его закапывать…

– А это чтобы лучше запомнил, – пояснил Азазель. – У демонов материальные тела, но они не нашего мира. Потому и рассыпаются, если прекращается жизнь.

Он заботливо проследил, чтобы рассерженный Михаил пристегнулся, но тот сделал это почти автоматически, потому что правило, а правила он привык исполнять беспрекословно.

– Скотина ты, – процедил Михаил, – хорошо же, я скоро отыграюсь…