Пятая точка, несмотря на нахождение в чужом теле надрывно заныла, вспоминая мое деревенское детство. Я впервые прочувствовала на себе гнев бабушки, когда решила, что нельзя издеваться над животным и отвязала Маруську, позволив ей гулять по бабушкиному огороду. Затоптанные грядки, пожеванные кочаны капусты очень расстроили бабушку, а я убедилась, что ничего не знала о жестокости до того дня.

Потому что гибкая и тонкая хворостина ходила по моей попе и по спине козы, которая стрелой вылетела за ограду, где умудрилась повредить ногу. Именно тогда я была свидетелем того, как бабушка накладывала ей шину, пока я пыталась растереть свою многострадальную пятую точку, заливая слезами новый… уже нет, цветастый сарафанчик.

И вот сейчас, у меня такое чувство, что ничего в жизни не происходит случайно. Ведь не отвяжи я тогда козу, и не узнала бы, что вовремя наложенная шина, вполне может стать эффективным средством от козьего перелома.

Не буду вдаваться в подробности, каких танцев с бубнами мне стоило, чтобы коза подпустила меня к своим конечностям. С шинами проблем не возникло, а вот бинтов у меня, естественно, не было. Пришлось пожертвовать подолом нижней рубахи (да простит меня Матиша), которую я с трудом оторвала. А уж о том, как я затаскивала крупную козу на сани…

Кстати, пришлось еще и плечом пожертвовать, в которое меня все-таки боднула извернувшаяся «пациентка».

– Бессовестная, мне пришлось выбросить ради тебя пару бревен, которые остались лежать в лесу. И как я с ушибленным плечом буду рубить деревья? Вот все вы козы не благодарные. Точно говорю! А ты, наверняка, реинкарнация бабушкиной Маруськи! Правда, она была мельче, но такая же вредная, – ворчала, пыхтела, но упорно тянула сани к деревне.

Иногда оглядываясь, не отстали ли малыши, которым было слишком трудно идти по снегу. Ничего, как-то они бегают по горам, и до деревни дойдут. Иначе я просто упаду в лесу замертво, если мне придется тащить на себе все их семейство. Мне еще повезло, что рядом не оказалось виргов.

Во дворе меня ждали нарубленные дрова… и удивленные Матиша с Парамоном.

– Вот! А ты говорила ее вирги сожрали, – повернувшись лицом к жене, он тыкал в мою сторону огромным топором. Видимо, именно им и колол дрова.

– Ана! Ты пошто не сказала, что собралася в лес? Барынька, да разве ж так можно? – укоризненно покачала головой женщина и бросив взгляд мне за спину, удивленно моргнула.

– Прости, Матиша. Я думала быстро…туда и обратно. А у меня тут вот, – указала рукой на сани, откуда на нас волком смотрела коза. А мелкие снова прятались за ее спиной.

– Ох… ты ж… Это ж шейнские козлы. Как ты умудрилась допереть-то его одна? – сдвинув на лоб шапку, почесал макушку Парамон.

– Ее. Это коза. У нее ноги сломаны. Ну это ничего, недельки через две, наверное…придет в норму, – пыхтя, под удивленными взглядами дотащила сани до сарая.

– Барынька… А куда это ты их…собралась-то? Они вольные, в загоне-то жить не привыкшие, – осторожно заметила Матиша, не торопясь приближаться к Маруськиному семейству.

– Не привыкшие- так привыкнут. Не на улице же их оставлять. Парамон, поможете мне? – умоляюще взглянула на мужчину. Если он откажется, то я просто упаду рядом с козой и больше уже не поднимусь.

– А не лучше ли ее, того, – он чикнул пальцем по горлу.

– Да вы что?! – взвизгнула, округлив глаза, – Даже думать о таком не смейте. Не дам резать Маруську!

– Ты чего, старый! Думай хоть иногда своей решалкой-то, че несешь! Барынька ее на себе столько тащила, чтобы ты ее тут… того?

– Так мясо же…– осторожно бросил мужчина и тут же прикусил язык, – Ладно. Бабы и есть бабы…

Махнул рукой, решив, что двоих ему не переспорить.