Глава 7

Как оказалось, решение забить скот оказалось абсолютно верным. Утром, уже через несколько часов с начала нашего движения вдоль реки, впереди показался хвост следующей к Пронску монгольской орды! Приняв во внимание незначительное расстояние между Ижеславцем и столицей удельного княжества, я напрочь забыл, что продвижение татар именно по реке тормозится все теми же рогатками да отрядами рязанских лучников, перемещающихся на лыжах! Правда, я наверняка не знал, захочет ли и впредь использовать предложенную мною тактику Юрий Ингваревич, а главное, сумеют ли ее грамотно воплотить в жизнь новые исполнители… Но, учитывая столь незначительное продвижение поганых до очередной остановки (при относительно неплохой скорости орды на марше), вывод об успехе наших последователей напрашивается сам собой!

Спустя еще пару часов хода на лыжах – сквозь лес, в среднем темпе – мы поравнялись с хвостом орды (из-за деревьев поганые были вполне заметны). И тут у самых храбрых да отбитых начались настоящие искушения: «вот он, обоз, чего ждать, когда враг встанет лагерем?», «ударим сейчас, а после лесом и уйдем – пробираться, пусть и ночью, по стоянке татар будет гораздо сложнее да рискованнее!», ну и прочее в том же духе…

Определенно, здравый смысл в озвученных предложениях присутствовал. Шастать по вражескому лагерю крупными отрядами в несколько сот воев, когда противник в любой момент может обнаружить тебя (и тогда останется лишь с честью сгинуть, так и не выполнив главной задачи!), идея не самая блестящая. Оттого мне вдвойне сложнее было удержать горячие головы, вроде все того же Захара Глебовича, от попытки атаковать сей же час! Ибо нападение на обоз орды с тысячным отрядом… смело и глупо одновременно. Я ведь видел во сне-яви атаку Коловрата – и ведь даже легендарный богатырь с втрое более крупным отрядом не добился успеха, уничтожив едва ли четверть китайцев да катапульт… Обозная колонна растянулась не менее чем на три с половиной версты, а поскольку пороки еще не построили, то и расположение в ней именно китайских мастеров установить было абсолютно невозможно.

Не сразу, но меня услышали, согласившись с тем, что лучше будет атаковать, как только ворог начнет строить камнеметы. Но когда мы продолжили путь и догнали следующий за обозом тумен, укомплектованный исключительно монголами, да увидели в хвосте его ханский позолоченный шатер в окружении не менее трех тысяч тургаудов, руки зачесались едва ли не у всех ратников, включая меня самого! Ведь в подобном шатре мог бы путешествовать сам Батый!

Искушение было велико, но… Что, в сущности, изменила бы гибель предводителя похода, когда вокруг него целое отделение внуков Чингисхана? Провозгласили бы ларкашкаки иного чингизида, наиболее достойного кандидата на эту роль – все одно на личности Бату-хана ничего завязано не было. Это вам не Александр Македонский и не Юлий Цезарь, не сам Чингисхан (гори огнем его проклятое семя!). Более того, бытует мнение, что настоящим военным лидером, вдохновителем и ключевым звеном командования монголов в западном походе был старик Субэдэй, автор победы в тяжелейшей для степняков битве у реки Шайо в Венгрии.

И пусть моральный эффект от удачного нападения на ставку хана был бы сильнейшим, наш успех с убийством Батыя не остановил бы тяжелой поступи восточных завоевателей по русской земле. Зато они бы точно узнали, что где-то в тылу – не в голове орды, а именно в тылу! – следует отряд орусутов, способный в буквальном смысле на любую дерзость! И тогда боевое охранение у пороков и шатров китайских инженеров усилилось бы вдвое… Так же, как и увеличилось бы число дозоров да постов вокруг будущих стоянок и лагерей. Ну и само собой разумеется, что во время работ по строительству катапульт противник стал бы тщательнее оберегать своих мастеров! Другими словами, напав на Батыя и даже убив его, главной цели по уничтожению монгольской артиллерии и специалистов-конструкторов мы бы уже не достигли.

Объяснив это соратникам, я вновь убедил всех продолжить движение, не раскрывая себя неожиданной для ворога и крайне дерзкой атакой, чем настроил против своей персоны всех без исключения ближников, даже добряка Микулу! А хуже всего то, что я и сам не на сто процентов был уверен в правильности моих выводов и принятого прежде всего под моим влиянием решения…

Но выбор был сделан. И к вечеру, когда мы уже едва ли не поравнялись с головой ордынской тьмы, на высоко возвышающемся над рекой Покровском холме показался Пронский детинец. При виде его сердце мое остро, болезненно кольнуло – как ты там, Ростислава?! Осталась ли в граде или же отправлена отцом на север? Хорошо бы, если последнее, хотя в то же время как сильно мне хотелось вновь с тобой увидеться…

Однако времени переживать не имелось совершенно. И чтобы отвлечься от терзающих душу мыслей, я активно включился в процесс размещения людей в лесу – как можно дальше от реки. А после принял участие и в формировании разведгрупп, прежде всего из привычных к дозорам елецких порубежников… Часть их уже под покровом ночи пересекли реку на лыжах, обтекая стоянку поганых, другие же по двое, максимум трое ратников оцепили юго-восточную оконечность огромного лагеря, раскинувшегося у Пронска! Задача у разведчиков была простая – засечь тех, кого отправят в лес рубить дерево для катапульт под присмотром китайских инженеров…

Однако же ночь прошла спокойно: за исключением монгольских постов, замерших на лесной опушке, никто не попался на глаза нашим дружинникам. А утром большая часть орды снялась, оставив для осады Пронска не более одного ту-мена…

Ох, как нелегко мне было удержать своих соратников от преследования именно Батыя: «град же осадило относительно небольшое войско, и вряд ли ворогу оставили китайских инженеров», «вон, под Ижеславцем вдвое больше поганых было, и то без пороков!» – таковы были аргументы моих соратников, и отчасти я с ними согласился. Но я в буквальном смысле не смог позволить себе удалиться, не убедившись, что у монголов здесь действительно не появится артиллерия. Ведь в вещем сне накануне переноса я видел даже требушеты-манжаники!

Как оказалось, прав был именно я, хотя при этом понять логику монголов было сложновато… Но так или иначе, в течение всего светового дня не менее десятой части тумена работали в лесу, где без устали стучали топоры мокши, валящих стволы деревьев, в то время как кипчаки собирали тугие вязанки хвороста. Но при этом все добытое поганые сносили к внешнему валу детинца, вырытому на расстоянии трехсот шагов от крепостной стены. Послушались, значит, княжич Михаил Всеволодович и его воевода моего совета! Однако же по итогам ров не стал для врага серьезным препятствием, что очень сильно меня покоробило. Татары просто забрасывали его вязанками сушняка – а впереди его, за пятьдесят шагов ото рва, они выставили заграждение из рогаток. Как я понял, тех самых, коими мы до того перекрывали реку! Неожиданный «доп» моей тактики, ничего не скажешь, но, очевидно, практичные монголы действительно решили, что добру нечего пропадать… А я еще голову ломал: почему за время нашего движения от Ижеславца до Пронска нам ни разу не попались остатки заграждений на льду?

А вообще, логично! Обносить осадным тыном русскую крепость, растапливая снег и прогревая землю кострами, а после еще долго и нудно вкапывать в нее частокол (а бревна для него еще нужно нарубить и заострить поверху!) – задача не из простых. Между тем рогатки не хуже защитят от внезапного налета конницы, но зато их установка (уже готовых!) требует совершенно незначительных затрат времени…

Наблюдая за ворогом, я также стал свидетелем того, как несколько нукеров, занимающихся выставлением заграждений, вдруг словно под землю проваливались! А потом понял, что они действительно проваливались – в замаскированные русичами волчьи ямы. Их я тоже советовал нарыть защитникам Пронска, теперь же пришло время с ужасом осознать, что в крепость после налета на лагерь мы никак отойти не сможем! Ибо прорываться пришлось бы через полосу скрытых ловушек, и сколько бы они унесли жизней наших воев, неведомо… Да и стационарный мостик, перекинутый через ров к воротам, княжьи люди разобрали заранее, исключив любую для нас возможность беспрепятственно отступить в град после налета на стоянку поганых.