— Ходят тута всякие! — буркнул юнец, морщась.

Наверное, отбил зад.

— Бегают тута всякие. — усмехнулась я, присев, чтобы сложить в корзину укатившиеся мандарины и два яблока.

После я подняла маску и подала ее парнишке. Она меня и заинтересовала, и припугнула одновременно. Внутри шевельнулась тревога. С чего бы?

— Сильно ушибся? — посмотрев на его худенькое побитое лицо, спросила я.

— Жить буду. — буркнув, он встал на ноги.

Под его опухшим глазом красовался большой фиолетовый синяк, нос был распухшим и красным, как огромный помидор, левую щеку бередила поросшая коркой рана. Короткие каштановые волосы напоминали ерш, такой же колючий и жесткий. Одежда парнишки выглядела чистой, однако кое-где была порвана.

— Кто это тебя так разукрасил? — полюбопытствовала я.

— Идите уже… куда шли, тетенька.

Ишь ты, тетенька! Даже обидно стало.

— Фи, какой ты грубый!

— Всего хорошего. — сказал юнец, спрятав лицо за маской ворона.

У меня от ее вида по спине побежали мурашки. Парень подхватил корзинку и, обойдя меня, направился дальше. Я обернулась ему вслед и, не удержавшись, выкрикнула:

— Ты и без этой маски легко можешь всех распугать!

К магазину Ванэтт я пришла за двадцать минут до открытия. Пришлось немного подождать. Я села на скамейку, расположенную рядом с клумбой, где росли синие пионы, и стала наблюдать за городом, который живым делал его народ. Когда мы сюда прибыли, мне здесь не понравилось, а теперь же… не знаю… чувствую, что есть в этом городе нечто притягательное.

К моменту, когда магазин открылся, улицы уже были переполнены подвыпившими горожанами, продолжавшими праздновать день Лилий. Звучала веселая музыка, восхвалявшая жизнь, слышался звонкий смех девушек и верещания детей. Многие были в масках, а у тех, у кого ее не имелось, было разрисовано лицо. Я напоминала белую ворону в этом прекрасном и в то же время устрашающем мире.

Вниз, к Жану, меня проводила помощница Ванэтт, Лидия. Мужчина, когда я спустилась и увидела его, держал в руках мою метлу и внимательно разглядывал ее.

Она была целой… Сердце болезненно сжалось, а где-то в области солнечного сплетения ярче разгорелось пламя. То была надежда.

Однако, она быстро потухла.

— Я сделал, что смог, но, боюсь, твоя спутница не будет прежней. — с сожалением произнес Жан, передав мне метлу.