Аббат подошел и отечески поцеловал ее в лоб.

— Вы писали об этом в своих письмах, но, право же, верилось с трудом, пока я не увидел вас. Вы ослепительны.

— Чего не скажешь о вас, отец мой. У вас такой усталый вид, утомленный, вы так похудели.

— Увы, — уронил он. — Зима оказалась невыносимой для моей приближающейся старости, а тут еще…

Он душераздирающе вздохнул, но все-таки выудил из своей памяти приветливую улыбку.

— Вы, должно быть, очень проголодались. Я распоряжусь подать вам что-нибудь. Вам известно, что для путников у нас всегда найдутся кров и еда, и никто не будет задавать лишних вопросов. Устав нашего ордена весьма строг.

— Очень хорошо, отец мой. Не отвергая вашего гостеприимства, я считала бы своим долгом побыстрее уладить дело, приведшее меня сюда.

— Да, да, конечно, я предупрежу Альбери.

— Я могла бы сама пойти туда, — возразила Изабо, направляясь к проходу, которым воспользовалась в прошлый раз, когда убегала.

Настоятель криком остановил ее:

— Нет!

Изабо озабоченно посмотрела на него. На лбу аббата выступили капельки пота. Он взял ее за руку и уже спокойнее сказал:

— Жаль будет, если вы испортите платье в грязи подземелья. Перекусите и отдохните. Тем временем ваша сестра придет сюда. Тогда и поговорим…

— Будь по-вашему, отец мой! Вы всегда были предупредительны ко мне.

Она позволила проводить себя в столовую, но ей было не по себе, и она не смогла бы указать причину этого. Может быть, устала с дороги, а может, тревожилась из-за предстоящей встречи с дочерью? Во всяком случае, Изабо решила подкрепиться, она и в самом деле была голодна.