Келли покачала головой.

Мы проезжали больницу: в этом месте я обычно сворачивал на Сисайд-авеню и ехал к нашему дому, который стоял в отдалении от пролива, — однако подумал, что если поверну к дому теперь, когда Келли разговорилась, она может снова замкнуться, поэтому проскочил мимо нашей улицы и прокатил дальше по Бриджпорт-авеню. Если Келли и заметила, как мы проехали наш поворот, то ничего не сказала.

Итак, больше никакой лжи. Это была моя… наша жизнь. Отец и дочь должны поговорить, хотя отец с большим удовольствием перепоручил бы этот разговор матери, окажись у него такая возможность.

— Солнышко, мне очень сложно тебя об этом спрашивать, но я должен это сделать, понимаешь?

Она посмотрела мне в глаза и отвернулась.

— Мистер Слокум что-то с тобой сделал? Он дотрагивался до тебя? Он сотворил нечто против твоей воли? Если он так поступил, это неправильно, и мы должны все обсудить. — Мне это казалось немыслимым. В конце концов, он полицейский. Но мне было плевать. Даже если бы он возглавлял ФБР, я бы избил его до смерти, дотронься он до моего ребенка.

— Он меня не трогал, — ответила Келли.

— Хорошо. — Я стал обдумывать другие сценарии. — Он тебе что-то сказал? Или что-то показал?

— Нет, ничего такого.

Я глубоко вздохнул.

— Тогда в чем же дело, милая? Что он натворил?

— Он вообще ничего не делал. — Келли повернулась и с укором посмотрела на меня. — Это был не он. А она.

— Она? Кто?

— Мама Эмили.