За окном вновь повторили через мегафон предложение сдаться.

– Держи, – Есенин просовывал по одной купюре в тонкую щель под дверью. – Выполнишь просьбу – век не забуду.

– Твои слова, господин вор, гроша ломаного не стоят, – в сердцах воскликнул Заколов.

Есенин затих, потом очень серьезно произнес:

– Я скажу ментам правду о том, что Ныш убил милиционера, которого на тебя вешают.

– И про кассира расскажи, и про поезд.

– Идет, – подумав, согласился Есенин.

– И здесь меня с вами не было.

– О чем базар. Только… ты пальчики кругом оставил.

– Отпечатков моих здесь нет. Спасибо клею, – Тихон посмотрел на пальцы, покрытые слоем застывшего клея.

– Вот сучонок! – послышался возглас Бека, – старого вора как пацана обул!

– А ты смышленый, – похвалил Есенин. – Жаль, не сработались.

– Было бы о чем жалеть! Ладно, я выполню твою просьбу, Есенин. – Заколов собрал купюры. – Ради старушки. Если вырвусь.

Он вернулся в зал и с новыми силами налег на рычаг. Лебедка висела на натянутых тросах, как на стальном рельсе. Колонны прогнулись, по потолку прошла трещина, сыпались куски штукатурки.

Тихон продолжал качать рычаг, гадая, что не выдержит первым? Трос, колонны или лебедка?