Он сверкнул своим идентом и увидел, как она слегка расслабилась.

— Обещаю, я не стану вовлекать вас. — Он показал на раскинувшиеся перед ними дымящиеся развалины дома, едва тлевшие теперь в огнегасителе, спущенном с парящей над руинами пожарной вертушки. — Вы знали живших там? Некоего мистера Джорджа Андерсона и…

— Сурци, — запинаясь вымолвила женщина. — Ее звали Сурци. У нее была дочь. — Глаза ее говорили о глубокой озабоченности. Не судьбой возможно уничтоженных соседей, а своей собственной и своей родни. — Что произошло?

— Пока трудно сказать. — Карденас не испытывал ни малейших угрызений совести, прибегая к успокоительной лжи. — Возможно, взрыв газопровода. А возможно, в доме было что-то взрывоопасное. — Он приложил максимум усилий, стараясь говорить так, словно не стряслось ничего необычного. — Такое то и дело случается.

— Но ведь здесь вы. — Она повела рукой кругом. — Полиции тут, кажется, многовато.

— Обычное дело, — небрежно обронил он с доверительным видом. — Просто все зависит от того, кому случится быть поблизости, когда происходит что-то чрезвычайное. Дома никого не было, так что никого не умуэртвило. Вы знали Андерсонов?

— Очень мало. Знакомство типа «здравствуйте, доброе утро, как вы?» Здесь, в Ольмеке, люди ценят свою уединенность. — И платят за нее, не стала добавлять она, так как этого и не требовалось. — Они казались довольно милыми.

— Миз Андерсон работала?

Проявляя все признаки успокоения, женщина задумалась.

— Если и работала, то дома. Я не часто видела ее куда-то едущей. И она, казалось, всегда бывала дома, когда прибывал ее муж. Хотя она отвозила девочку в соче. Каждый день. И привозила домой. Правда, я в общем-то не обращала особого внимания.

Карденас кивнул, создавая впечатление, будто соседка сообщила бог весть какие ценные сведения.

— Вы случайно не представляете, какой соче посещала дочь?

Соседка покачала головой и поплотнее запахнула накидку вокруг голых морщинистых плеч.

— Нет. Мои дети уже давно выросли. — Взглянув направо, она показала на мальчика и девочку, стоящих перед гражданами помоложе нее. Все четверо недоуменно взирали на внезапно и шумно возникшие посреди их тихого района руины. Родители-то мало чего говорили, но их потомство оживленно болтало.

— Можете спросить у семьи Мартинес. Их мальчик примерно того же возраста, что и девочка Андерсонов, и я, кажется, слышала, что они ходят в один соче.

Все так, подтвердил мальчик Карденасу, хотя он занимался в младшей группе соче, куда ходила и Катла Андерсон. Поблагодарив, Карденас было повернулся уйти, но столкнулся с парой витяков. Он всячески уворачивался от тарахтящих мошек, пока не вмешалась Морган из Комрела, отогнавшая эту пару. Карденас скрылся в патрульной машине и стремительно унесся с места взрыва. «Надо бы мессануть мелькарке „грациас“ [13]», — сказал он себе, когда сцена с пригородными руинами осталась позади. Он чувствовал себя неуютно, имея дело со СМИ, особенно с теми представителями оных, которые угадывали в нем интуита или же знали об этом его качестве.

Спиннер патрульного автомобиля отследил увезшую Хаяки «скорую», и послушная машина доставила инспектора в Ногалесский Центральный, избранный госпиталь департамента для раненых при исполнении служебных обязанностей сотрудников. Перехвативший его в коридоре четырнадцатого этажа мед-мелькарь уведомил Карденаса, что сержант все еще в операционной. Инспектор не стал давить на этого серьезного молодого человека, выпытывая подробности. Его тон и так вполне уверил Карденаса, что с массивным сержантом будет все в порядке. Инспектор по голосу определил, что мелькарь говорит правду, а не сочиняет удобную профессиональную ложь. Тем не менее остаток дня он провел в госпитале, пока ему не позволили наконец заглянуть в послеоперационную палату.

Лежа с закрытыми глазами, лицом вниз, Хаяки плавал в воздухе, обмотанный только-только приставшим эписпреем. Эта розоватая искусственная эпидерма постепенно сливалась с собственной кожей сержанта, зарубцовывая и исцеляя ужасающие ожоги, покрывавшие большую часть его широкой голой спины. Было невозможно определить, сколько у него осталось собственной эпидермы. Как и положено любой жертве серьезных ожогов, он плавал в подвешенном состоянии над койкой, паря в магнитном поле, которому предназначалось предохранять его серьезно пострадавшую кожу от любого контакта с твердой поверхностью. Даже самые тонкие и мягкие простыни могли умножить травмы жертвы сильных ожогов. Диамагнитные свойства человеческого тела, которые позволяли ему отталкиваться от магнитного поля, создаваемого больничным проектором Перкинса, были реализованы лишь в последние тридцать лет.

Из носа и таза сержанта тянулись трубочки. Сфокусированные на его торсе сканеры выдавали на экраны показания всаженных ему в тело в стратегических точках нанохиров. Карденас провел достаточно много времени в госпиталях («Слишком много времени», — спокойно думал он) и повидал в действии достаточно аппаратуры, чтобы научиться истолковывать многие из показаний датчиков. В целом они показывали, что состояние пациента стабильное, хоть и не дающее повода радоваться.

С той самой минуты, как Карденас покинул место преступления, в нем постоянно нарастал мрачный, тихий гнев. Тот факт, что обыкновенный, ничем не примечательный дом в инурбе попытался убить их с напарником, и так уже служил достаточной причиной для ярости. И то обстоятельство, что дом не проявлял разборчивости в своей смертоносной деятельности, всего лишь делало эту попытку намного более предосудительной. Представлялось очевидным, что данная система устанавливалась отнюдь не с целью защиты от такого повседневного преступления, как кража со взломом. Она была не только чересчур сложной и дорогой, но и вдобавок едва ли с успехом могла сохранить имущество домовладельца. Ее спроектировали с расчетом принять непрошеных гостей с распростертыми объятиями — а потом уничтожить их, да так, что владелец системы готов был пожертвовать в этой попытке всем своим жилищем.