– Давай поговорим о чем-нибудь другом!
Повисает молчание. На самом деле нам не о чем разговаривать, кроме работы.
– Ты сегодня одна? – неожиданно спрашивает Рассел, и я впервые в жизни радуюсь возможности поговорить о своем расставании. Хоть какая-то тема.
– Вот что бывает, когда жених разрывает помолвку на Хеллоуин. Одетый при этом как надувной человечек, вроде тех, что призывно машут руками у автосалонов.
Я тогда смастерила себе из картонных коробок костюм подержанной «Тойоты Камри», и победа в конкурсе на лучший образ нам была гарантирована. Если бы только мы добрались до вечеринки.
Поймав взгляд Рассела, машу рукой:
– Смейся, я не обижусь! Самой почти смешно.
Однако сердце сжимается от легкой тоски. Не хочу думать о Гаррисоне – по крайней мере, сегодня. Ведь уверена была, что мы проведем вместе всю оставшуюся жизнь: свадьба, дети, собственный дом в пригороде (хотя я порой шутила, что Гаррисону придется увозить меня из города силком). Когда так долго фантазируешь о совместном будущем, после расставания оплакиваешь не только отношения, но и жизнь, которой больше не будет.
– Вовсе не думал смеяться. Очень тебе сочувствую! – искренне говорит Рассел.
Пожимаю плечами, уставившись на кубики льда в своем стакане.
– Все к лучшему: по крайней мере, ему не пришлось стать свидетелем сегодняшнего позора.
Я уже готова задать Расселу встречный вопрос, однако ответ очевиден: он тоже один, иначе мы сейчас не сидели бы в баре вдвоем.
– Ты же вроде хотела говорить о чем-то другом.
– Да нет у меня ничего другого! – восклицаю я, к изумлению Рассела стукнув кулаком по барной стойке. – Ты знаешь, что за эти три года Торренс не провела со мной ни одной аттестации? Она моя начальница, а ей совершенно без разницы, расту ли я профессионально! – Я оглядываюсь. Все же неловко говорить так откровенно о своем руководстве, пусть оно и опозорилось сегодня вечером. – Обычно люди избегают внимания начальства, но я-то устроилась на эту работу из-за Торренс! Все детство смотрела ее прогнозы и была так счастлива, когда меня взяли! Думала, смогу поучиться у лучшего специалиста. А меня вообще не замечают!.. Не будь этих скандалов на работе, она бы, может, уделяла мне больше внимания. Если в будущем я пожелаю устроиться на более крутую телестанцию или выйти на федеральный уровень, это нереально без специальной подготовки. Я до сих пор люблю свою работу и хочу расти. Хочу, чтобы Торренс следила, не лажаю ли я с прогнозами, советовала, как сделать лучше. Совсем хорошо, если бы она наняла для нас специалиста по развитию, пригласила меня в свою передачу или поручила выездной репортаж – да только она вообще не помнит о моем существовании!.. О повышении и не мечтаю. Максимум, на что можно рассчитывать, – это дружеское похлопывание по плечу и «продолжайте в том же духе, Абрамс!»…
Раскрасневшись, едва не опрокидываю свой стакан с водой. Рассел смотрит на меня во все глаза, и я осознаю, что никогда еще не говорила при нем так много. Слишком много! Чересчур!.. Видимо, алкоголь растворил фильтры на пути от мозга к языку, вот и вывалила весь этот негатив – другого объяснения нет. Я так не ною – по крайней мере, ни перед кем, кроме брата. Когда мы с Расселом жаловались друг другу на начальство, разговор всегда кончался философским пожатием плеч, дескать, что ж поделаешь! А сейчас я совсем не похожа на Ари Абрамс из телевизора и еще меньше – на себя настоящую. Наверняка Рассел теперь попросит счет и укатит на такси, оставив меня запивать впечатления в одиночестве.
– Со своей работой Торренс справляется отлично, – поспешно добавляю я в попытке исправить положение. – Я по-прежнему в полном восхищении! Вот только она слишком…
– Отвлекается, – подсказывает Рассел. – С Сетом то же самое.
– Пожалуй, все не так плохо, если наша главная проблема – нехватка внимания от начальства, – вымученно смеюсь я. Немногословность Рассела меня смущает. – Не знаю, конечно, Сета…
Рассел задумчиво смотрит на полки, заставленные бутылками, а потом переводит взгляд на меня, и в его глазах читается неожиданная решимость.
– Когда я устраивался на работу, они только-только развелись. Было совещание с Сетом и Уилсоном, который не хотел пускать меня на экран – говорил, что я слишком толстый для спортивного корреспондента. Поскольку он генеральный директор, я опасался, что последнее слово останется за ним.