Он покачал головой.

– Это сын. Юкио. Хочешь знать, сколько я знаком с Юкио? Мы росли вместе. Спали вместе на одних и тех же уроках кандзи, гасились одним и тем же такэ, встречались с одними и теми же девчонками. Он уехал в Миллспорт, когда у меня началась практика по оцифровке и биотеху, вернулся спустя год уже в этом дебильном костюмчике, – он поднял взгляд. – Думаешь, мне нравится всю жизнь искупать долги отца?

Кажется, ответа ему не требовалось. А мне не хотелось слушать дальше. Я отпил еще виски, пытаясь представить, как бы оно обожгло, если бы в оболочке были настоящие вкусовые рецепторы. Приподнял стакан.

– А как так вышло, что им сегодня от тебя понадобились загрузка и выгрузка? В городе явно больше одного станка для оцифрованного сознания.

Он пожал плечами.

– Какой-то косяк. У них был свой станок, но в нем загрязнение. Морская вода в подаче геля.

– Вот тебе и организованная преступность, а.

В том, как он посмотрел на меня, читалась злая зависть.

– У тебя нет семьи, да?

– Не особо, – грубовато, но ему не стоило знать всю правду. Лучше скормить ему что-то еще. – Меня долго не было.

– На хранении?

Я покачал головой.

– Вне планеты.

– Вне планеты? И где был? – возбуждение в голосе было невозможно ни с чем перепутать, его едва-едва сдерживали призрачные остатки породы. В системе Глиммер не было обитаемых планет, не считая Харлана. Пробное терраформирование на Глиммере V ниже плоскости эклиптики не принесет полезных результатов еще век. Внепланетные путешествия для харланца – это межзвездный пробой, возможность стряхнуть физическую суть и переоблачиться где-то за много световых лет отсюда, под чужим солнцем. Очень романтично, и в общественном сознании у пробойщиков статус прямо как у космонавтов на Земле в годы внутрисистемных перелетов.

Но дело в том, что в отличие от космонавтов, этим нынешним знаменитостям, чтобы путешествовать с помощью гиперпространственного передатчика, ничего не приходится делать. Впрочем, то, что во многих случаях у них нет никаких навыков или значимости, кроме самой славы пробойщика, как будто не оттеняет их триумфального шествия по человеческому воображению. Конечно, старая Земля – настоящий джекпот в плане направлений, но, кажется, в итоге даже не важно, куда ты улетаешь, главное, что возвращаешься. Излюбленная пиар-техника для старых кинозвезд эксперии и вышедших из моды миллспортских куртизанок. Если как-нибудь наскребешь на пробой, тебе более-менее гарантированы годы прибыльного внимания в журналах-симуляциях опыта.

Это, конечно, не относится к чрезвычайным посланникам. Мы приходили тихо, давили какое-нибудь планетарное восстание, свергали какой-нибудь режим, а потом ставили марионетку ООН. Убийства и репрессии от звезды к звезде, ради высшего блага – естественно – объединенного Протектората.

Больше я этим не занимаюсь.

– Был на Земле?

– Среди прочего, – я улыбнулся воспоминанию, которому уже насчитывалась сотня лет. – Земля – это дыра, Плекс. Гребаное застывшее общество, гипербогатый надкласс бессмертных, угнетенные массы.

Он пожал плечами и угрюмо потыкал в суши палочками.