Я отмерил строго 50 граммов, капнул из пузырька и понюхал. Похоже на мяту, на анис и на физалис, плюс немного непонятной химии. В голове моей по-прежнему не затихала перестрелка, но тошнота пока затаилась где-то на глубине. Авось успею!
Если не подействует, подумал я, отправлю Потоцкого в Сибирь — дрова заготавливать. Если подействует, дам орден. А Вове медаль.
Я выпил залпом и включил секундомер. Пять секунд — ничего, десять — ничего, пятнадцать… На двадцатой что-то случилось. Как будто чьи-то мягкие ласковые пальцы взяли брыкающуюся сливу и переложили ее из черепа в шкатулку, изнутри обитую войлоком. Все это происходило еще в моей голове, но уже одновременно и за ее пределами. На тридцать второй секунде шкатулка захлопнулась, и чугунная слива перестала меня донимать. А еще через десять секунд как-то незаметно растворилась и войлочная тюрьма для сливы. Впервые за весь день в голове никто не бился, не носился и не стрелял… И тошнота сгинула. Упоительное блаженство…
Природа не терпит пустоты. На освободившееся место моментально явилось сосущее чувство голода. Блин, я же с утра ничего не жрал!
— Вовка! — весело позвал я референта. — Мухой сюда!
Когда Вова-с-папкой возник в дверях моего кабинета, я повелел:
— Подготовь представление на Потоцкого и на себя. Болеславу — «Заслуги перед Отечеством I степени», тебе — «За трудовое отличие»… ну примерно так, выбери сам, но только не борзей… И еще! Ты что-то говорил про осетрину? Я передумал, тащи!
— Горячего или холодного копчения? — обрадовался Вова.
— И того, и другого, — разрешил я. — Есть еще поблизости какая-нибудь закуска? Не обязательно виповская, любая… Есть?
Мой референт отработанным жестом выщелкнул из рабочей папки очередной узенький листок-шпаргалку.
— Соленые помидоры, оливки с лимоном, жюльен из белых грибов, жюльен из лисичек, жюльен из подосиновиков…
— Вот! — остановил я его. — Неси жюльены… Все три неси. Ну беги… Или нет, постой, не убегай пока…
Я вспомнил про грибного олигарха. И вдруг решил: да черт с ним и с его дурацкими шампиньонами! Обойдемся, если что. Хотят американцы их лопать, на здоровье, Россия грибами не обеднеет.
— Свяжись с Генпрокурором, — прибавил я, — и передай от меня: Шкваркина пускай оставят в покое, больно уж надо связываться…
Референт унесся исполнять мой заказ, а я тем временем обнаружил на своем столе, в стороне от водочной бутылки, три свежих документа, срочно приготовленных мне на подпись.
Каркушин представлял окончательный перечень кошек для лондонской операции. Судаков и Лущинский ждали моей последней отмашки, готовые в любой момент начать танковую атаку на грузинские винные погреба. Сдобный, чьи работнички допустили в Кремль террориста Малиминеску, каялся и просился, наконец, в отставку.
Господи, подумалось мне, да зачем все это? Жизнь прекрасна. Мысленно я перевернул бинокль и сквозь него глянул на крохотных Березу и Суликошвили. И подивился вдруг, с чего бы России связываться с этими маленькими, пусть и не очень приятными существами? Должны же у нас быть какие-нибудь гномы и эльфы…
Да и Сдобный, черт с ним, пусть остается. Ворюги милей, чем кровососы. Тем более он мне и не соврал: машинально сунуть в карман казенную вилку и впрямь может каждый — даже президент.
«НЕТ!» — написал я поперек каждого листа и украсил свою резолюцию президентским «К» с хвостиком, похожим на кораблик.
Вова принес закуску, я накатил еще 100 граммов и обнаружил, что у осетрины мне одинаково нравится и горячее, и холодное ее копчение, а лисички в жюльене ничуть не хуже белых грибов.