— Нет! — разозился я. — Стихами, блин!.. Слушай, академик, делай свое дело и не умничай. Я по-русски, ты по-английски. Все!

— Может, хоть про макак немного смягчить?

— Я тебе смягчу! — заорал я. — Точно переводи, кому говорю!

Вова вздохнул и принялся нанизывать английские фразы. Где-то в середине, после слова «вьетнамиз», с той стороне Атлантики перестали доноситься даже шорохи, а после «зе макаке» раздался тихий щелчок, и в трубке нас осталось двое — я и Вова-толмач. Лампочка-индикатор на панели аппарата мигнула и погасла.

— Эй! — сказал я. — Вы там где? Вовка, это сбой связи?

— Никак нет, господин президент, — расстроенно ответил Вова. — Они сами отключились. Я же предлагал немного смягчить. Мне кажется, мистер к вам обиделся за «узкоглазых».

— Ты в падежах с предлогами ничего не напутал, деревенщина? — поинтересовался я. — Надо говорить не «к вам», а «на вас».

— Я его фамилию имел в виду, а не предлог, — удивился Вова. — Ну то есть президент США Джон Ли Квам, я говорю, обиделся.

— Постой-постой… — До меня, наконец, стало доходить. — Джон Ли Квам, говоришь? Этнический вьетнамец на посту президента США?

Ни хрена же себе, обалдело подумал я, медленно отлипая от телефонного наушника. Нет, ну ни хрена же! Я-то думал, что я один такой запойный, а тут, я смотрю, вся Америка, от Колорадских гор до северных морей, в едином порыве черт-те что себе намешала, взболтала, зажмурилась — и немедленно выпила!

Эта политкорректность, конечно, — штука посильнее кукурузного виски. Уму непостижимо, как можно на трезвую голову пробросить крепкого орешка и выбрать себе того замухрышку? Это что, типа коллективное покаяние за Вьетнам? Типа коллективная гордыня на весь мир — мы такие демократы, что все можем? Тогда уж им надо было выбрать индейца, а еще лучше — бизона! Раз мы его вчера истребляли, то сегодня торжественно вводим в Сенат, ура-а-а-а…

Надо было слушаться переводчика, с досадой подумал я. Парень мне дело говорил, а я, умник, уперся, как баран. Нашел, понимаешь, наилучшую тему для разговора. Взял и вот так на пустом месте нажил себе — и стране заодно — самый натуральный геморрой.

В верхнем ящике моего стола внезапно отыскалась шоколадка, но есть ее я не смог. Весь аппетит как отрубило.

— Эй, Вовка! — Я щелкнул ненужной шоколадкой по селектору.

Референт просунулся в дверь — сперва головой, затем папкой.

— Запиши, — велел я. — Пусть это… пусть, короче, наш посол в Вашингтоне до конца дня встретится с их госсекретарем и заверит в лучших чувствах… Мол, никто никого не хотел обидеть, мир, дружба и все такое. Мы, мол, сами любим вьетнамцев, корейцев, жучков, паучков, вообще всякие меньшинства, и у нас даже Элтон Джон… нет, это, пожалуй, уже лишнее… Главное, пускай объяснит, что наш переводчик на «горячей линии» сам немного перегрелся и все на свете перепутал… Ну, беги!

Карандаша под рукой не было, и я двумя пальцами переломил шоколадку. Еще раз. И еще. И, наконец, в мелкое-мелкое крошево.

Ну и денек, с отвращением подумал я. Для полного комплекта мне сегодня только третьей мировой войны не хватает!