«Черная церковь». Самый старый из представленных в сборнике текстов. Изначально был написан от лица молодежи, приехавшей в тайгу искать болотный храм, и представлял собой эдакий литературный вариант поджанра «найденные пленки». Недовольный результатом, я полностью переделал текст, сместив акценты на третьестепенных персонажей – жителей покинутой деревушки. Думаю, они живы и по сей день, а кладбище под ольхой за десять лет сильно разрослось.

«Дом на болоте». Болота пугают меня и вдохновляют. Этот рассказ – про школьного учителя, про плохой дом и обитателей топи. Не утоните в его трясине.

«Малые боги». Третий рассказ из «болотного цикла», третье возвращение в тайгу. Именно здесь впервые появляются шевы – духи из богатого северного фольклора. Позже они перекочуют в мой роман «Скелеты».

«Роженицы». Игра на территории Лавкрафта. Море, увиденное весной. Холод и тревога. И вновь – старые предания, забытые божества.

«Слухи». Как-то рано утром я блуждал по подмосковному городку и заметил на лавочке трех бабушек. Они сидели в рассветной дымке, странные и незыблемые фигурки. Они все знали. Про меня и про этот рассказ, который я сочинил в электричке в тот же день.

«Жуки». Многие мои рассказы вдохновлены теми или иными местами. Вот и тут: при виде кладбища поездов я не смог не написать соответствующую новеллу. И, кажется, из увиденного сна пришла эта жутковатая фраза: «Мама собирается отрезать мне ноги».

«Ночь без сияния». Тянет меня на Север. Но не бойтесь, следующий рассказ будет теплым.

«За пределами Котьей страны». Самый мой любимый рассказ во всем сборнике. Те, кто читал «Скелетов», – приветствую вас в Варшавцево снова.

«Призраки». Меня очаровывает Япония. А кого она не очаровывает? Из сотен японских легенд я выбрал эту. Прочтите рассказ и узнаете какую.

«Багровая луна». Детектив с оборотнями – что-то подобное было в одном из эпизодов «Баек из склепа». Там еще играл кто-то из джеймс-бондов, наверное, Тимоти Далтон. Память совсем дырявая – не помню, что было вчера ночью. Почему я весь в грязи? Что за жуткое чувство сытости? Кто эти напуганные люди, стучащие в мою дверь?

«Бабочки в ее глазах». Нуар с извращениями. Грязный-грязный рассказ. Здесь занимаются сексом с насекомыми. Лучше вы его пролистайте.

«Упырь». М. С. Парфенов отобрал этот текст для антологии темного фэнтези. Именно о Роберте Говарде я думал, сочиняя историю про железного комбрига Остенберга и атамана с темными как бездна глазами.

«Поющие в глубинах». Из Украины времен Гражданской войны – прямиком в Африку, а заодно – в застенки Петропавловской крепости. Идея совместить холодные казематы и жаркий континент легла в основу «Поющих…» Роберт Говард и Лавкрафт были рядом, пока я писал.

«Пепел». Один из самых грустных текстов в книге. Он о накрепко забытых вещах, которые гораздо страшнее, чем болотные церкви и шевы. Немецкий писатель Ганс Эверс, разведка ГДР и лица в унитазе. Ни слова больше.

«Африкан». Чтобы написать этот рассказ, я консультировался с людьми, пережившими блокаду. Лишь одна треть всего, что они поведали, попала в историю. Остальное было слишком страшным для хоррора. Большинство читателей, знакомых с «Африканом», считают, что в рассказе нет мистики. Я придерживаюсь иного мнения.

«Черви». В отличие от предыдущего текста писать этот было сплошным удовольствием. Ну впрямь, где еще я мог бы внедрить в текст любимого поэта Алексея Крученых? Литературная игра с опаснейшим изобретением человечества. С книгами.

«Дева». Вновь исторический хоррор. Матерь Божья! Шестой подряд. Сочиняя «Деву», я думал о чумных бунтах и убийстве архиепископа Амвросия, о ярмарках и тиграх, но на задворках постоянно маячил нечеткий силуэт – девица с черными губами.

«Перевертыш». Книга с привидениями была бы неполной без рассказа о зеркалах. Классическая история наоборот – роррох йыньлакреЗ.

«Классные рога, чувак!». Наряду с «Багровой луной» – самый зимний текст сборника. Он про татуировки, которых у меня очень много, и вновь – про отношения отцов и детей. Захар Кривец – персонаж, к которому хочется вернуться снова. Подумываю о сиквеле.

«Грех». Давненько у нас не было исторического хоррора, да? Петербуржский следователь Адам Кержин – любимый герой из всех, мною придуманных. Ужасно неприятный тип. Ну а какие еще люди могут существовать в мире «Греха»? Упыри да Кержины.