— Вот это да! Так что — татары маскировались под русских? — выкрикнул кто-то из класса.
— Вы были в этом музее, юноша? — спросил историк.
— Я лично еще не успел, но мне дядя рассказывал, — отмахнулся Макс. — В общем, вряд ли православная церковь могла себе позволить такую грубую оплошность на известной почитаемой иконе. Поэтому есть версия о том, что на самом деле не было никакого монголо-татарского вторжения, а просто в междоусобных войнах русских князей принимали участия татарские, половецкие, кипчакские племена и армии других азиатских тюркоязычных кочевников и государств. Потому и не отличалась их экипировка на старинных гравюрах, кстати, не только славянского происхождения. Например, на могиле Генриха Набожного II в Бреслау, и в других местах.
— Поразительно! — проронил историк. — И это — только четвертый класс… Что будет дальше? Продолжайте, продолжайте! — спохватился он.
Макс улыбнулся и продолжил.
— Еще один факт — русские князья смогли сохранить православие, несмотря на то, что все эти так называемые татаро-монголы были мусульманами. Если они были оккупантами, то почему на захваченных территориях не навязывали свою религию и свой образ жизни? — Макс сделал паузу, но никто ему не возразил, поэтому он продолжил свою импровизированную лекцию.
— Многие ученые во главе с Львом Гумилевом выдвигали гипотезу о том, что «татаро-монгольское иго» — это что-то типа военного союза пришлых кочевников с русскими князьями на равных. Лев Гумилев в своем знаменитом трактате «От Руси до России. Очерки по русской истории», выдвинул очень противоречивую, но очень логичную гипотезу. Он считает, что русские князья заключили с кочевниками своеобразный пакт о защите. Согласно этому пакту, русские князья платили татарам или монголам, в общем, всем этим бывшим пастухам за защиту территорий, а те им помогали избавиться от натиска литовцев и прочих враждебных иноземцев. Ну, типа, сделали себе такую пограничную стражу что ли…
— Вы и Гумилева читали? Поразительно, — историк был не просто ошарашен, он был в полном восторге. Класс также затих, и было слышно, как перешептываются девчонки.
— Не только Гумилева. Николай Карамзин, например, отрицал какое-либо качественное воздействие татарского завоевания на процессы развития русского общества. Ничего нового они на Русь не принесли. Хотя с появлением Орды прекратились междоусобные войны между русскими князьями, а также началось возвышение Московского княжества. Подход Карамзина получил свое дальнейшее утверждение и развитие в трудах крупнейших историков XIX — начала XX века: Сергея Соловьева, Василия Ключевского, Сергея Платонова…[22]
— Стоп-стоп-стоп, хватит, это уже чересчур, это не программа для четвертого класса, это уже первый курс института, да что там первый — это…это… — историк просто захлебывался словами, он был потрясен.
Судя по гробовой тишине, в классе все точно также были в шоке. Правда, не все — несколько пацанов, судя по всему, знаниями не блещущие и особо к ним не стремящиеся, пользуясь тем, что препод отвлекся, решали какие-то свои дела, особо даже не слушая, о чем там кто говорит. Вышел зубрила к доске, что-то вякает — и ладушки.
— Если ты, Зверев, и остальную программу по истории знаешь так же, как историю Древней Руси, то я сразу поставлю тебе пятерку за год, и на моих уроках будешь мне ассистентом, дополнять материал какими-то теориями или сведениями, согласен? А за сегодняшний ответ, конечно, ставлю пять! — Гугель раскрыл журнал.
— Хотя нет, твоей фамилии еще даже нет в журнале. Давай дневник! — историк достал ручку.
Зверь пошел к своей сумке, достал дневник, заботливо вложенный матерью, и понес к учительскому столу. Получив свою пятерку, хотел было идти на свое место.
— Постой. Раз уж ты изложил здесь такие интересные сведения и такие разные теории, бесспорно, достойные внимания, позволь тебе оппонировать, — историк все же решил не допускать такого явного «опускания» своего авторитета новичком.
Класс заметно оживился.
— Так вот, насчет письменных источников, которых нет — сами татаро-монголы, ну, скажем, татары — все они были неграмотными, поэтому не оставили описания своих подвигов, а пользовались услугами покоренных народов, в том числе и тех, кто писал на арабском. Так вот, европейских, персидских, китайских, и, конечно же, древнеславянских или древнерусских источников очень много, просто они противоречивы — одни писались, как принуждение от оккупантов, другие — как оппозиционные, в общем, есть искажения и там, и там. В европейских и русских источниках завоевателей с Востока обычно называют «татары». В китайских и персидских — «монголы». А поскольку дикие кочевые племена регулярно набегали на тот же Китай, то отсюда и возник термин «татаро-монголы», хотя в ордах завоевателей были и китайцы, и хунгузы, и персы, да и вообще кого там только не было, — историк улыбался, чувствуя свое превосходство, а, главное, увидев интерес класса к этой исторической дуэли.
— Приведу только один пример. Арабский ученый Рашид-ад-Дин писал тогда не только о подготовке монгольского наступления на Восточную Европу, но и довольно подробно описывает события похода Батыя на русские княжества, в некоторых случаях дополняя и уточняя свидетельства русских летописцев. Основной труд Рашид-ад-Дина, «Сборник летописей», неоднократно публиковался, а в 1948–1952 гг. издан в научном переводе, снабженном многочисленными комментариями. Что же касается письменности, то каждая пайзца — если кто не помнит, — историк обвел взглядом притихший класс, — это металлическая пластина, ярлык, выдаваемый татаро-монголами, как признак их власти — была снабжена текстом на арабском языке, примеры есть во многих музеях.
Гугель снова сделал паузу, думая, что ученик станет возражать, но Зверь молчал. Историк, ободренный тем, что завоевал внимание класса, продолжил.
— Есть, конечно, и надписи на том же уйгурском языке, и других, но сие уже несущественно. А, конечно, во времена завоеваний Батыя в его армию, а затем и в империю были включены половцы — это другое название племен кипчаков — и другие азиатские тюркоязычные кочевники, поэтому ни о какой монголоязычности армии вторжения говорить вообще не приходится. Так что в этом эпизоде ты, Зверев, все же прав, — Михаил Семенович говорил Зверю «ты» не пренебрежительно, а уважительно, как равный равному. Его немного снисходительное обращение на «Вы», раньше звучавшее почти насмешливо, куда-то испарилось.