Говорят, что во дворце не нашли практически никаких следов детей, которых тысячами отправляли колдуну со всех концов королевства. Лишь десяток напуганных, оголодавших мальчиков в подвале, которых прислали совсем недавно, да ужасный кубок из детского черепа и пястных костей из которого черный барон любил отведать вина.

Эта история так пугала меня потому, что Амариллис утверждала, что барон в самом деле требовал не только мальчиков, но и девочек, причем чем страшнее, тем лучше. Просто эту правду скрывали, чтобы через чур чувствительные плаксы, вроде меня, не закатывали ночью истерики, отказываясь идти спать. Чуть позже она и вовсе затеяла со мной игру — мне было лет двенадцать, мадам незадолго до того продала по баснословной цене ее невинность и сестра ходила такой важной, словно то делало ее королевой, не иначе.

К ней повадился ходить колдун… мрачный, всегда облаченный в черное с глубоким капюшоном, надвинутым на глаза. Он приходил к ней за полночь и уходил за час до рассвета. По большому секрету Амариллис рассказала мне, что то и был черный барон Маракша, могущественный магистр, который вовсе не умер, а инсценировал свою смерть и живет поныне. Каждый раз после его прихода она рассказывала мне, что черный барон спрашивал обо мне, интересовался, не пошла ли у меня уже женская кровь… Однажды, колдун услышал наш разговор, дело было вечером, когда я принесла Амариллис воды для омовения. Выбегая из комнаты в слезах, я услышала оглушительно громкую пощечину.

Больше сестра не говорила со мной о черном бароне.

Я смотрела на Луция и думала, до чего же разным он может быть в зависимости от обстановки и настроения. Например, тогда, при первой встрече в "Лиловой Розе", я бы запросто поверила в то, что передо мной колдун-магистр из "тех самых" кровавых черных баронов и при том, самый главный. Но теперь, передо мной сидел красивый молодой мужчина с удивительными для его возраста длинными серебряными волосами. Он довольно попивал ароматный напиток в прикуску со всякими вкусностями, улыбался, смотрел на меня ласково, несмотря на ледяную сущность собственного взора и болтал о чем-то отвлеченном.

Рассказывал про то, что собирает книги по магии и чародейству. Что таких библиотек как эта, в кабинете, у него набралось уже три, не считая той большой, что он обнаружил в замке. Говорил, неожиданно смущенно, о планах восстановить со временем крепость Беккен, доставшуюся ему от предшественника в еще более запущенном виде, чем та пребывала после убийства моего деда и исчезновения королевства Лангардия. Колдун хотел основать здесь академию, в которой могли бы учиться колдуны, вместо того, чтобы примыкать к наставникам и становиться их рабами на весь период своего обучения. Он мечтал сделать свой орден могущественнее, хотел избавить его от темного прошлого…

— Да ты сама, что думаешь о колдунах?

Я невинно округлила глаза и пожала плечами. Ну, не говорить же ему, в самом деле в лицо, что их всех я считаю людоедами, почище драконов, извращенцами… И вообще истинным злом, которому только дай шанс дорваться до власти, весь Эвенор сделают местом похуже той же изнанки мира. Не зря же у него самого демоны в подчинении!

— Конечно, мы по большей части не отличаемся дружелюбием, но такая у нас судьба. — Обмануть Луция не удалось, он все прекрасно понял о моем отношении к его племени. — Нет совершенно ничего хорошего в жизни с самого момента инициации, когда юноша узнает о своих колдовских способностях, неделю находясь на грани жизни и смерти, пока его дух претерпевает изменения, становясь амадэумом и наполняясь силой. И до того, как став достаточно умелым, он вызывает на поединок своего наставника, чтобы сразить его в бою и занять место или умереть самому. Или еще хуже — если наставник умрет сам раньше времени, дорога такому колдуну остается только в некроманты, потому что найти другого наставника практически невозможно. — Он задумчиво провел пальцем по кольцу с большим черным ониксом, видимо, символом его колдовской власти. — Именно этого я и хочу, уничтожить эту порочную систему, дать возможность колдунам вырасти не травмированными, ненавидящими жизнь во всех ее проявлениях, а деятельными, заинтересованными в том, чтобы мир вокруг процветал.

Мне с трудом виделась такая картина — колдуны в белых одеждах, приходят в город. Светит яркое, теплое солнце, все радуются прибытию сказочных добрых волшебников, дети липнут к их ногам, моля зачаровать какую-нибудь безделушку, а девушки улыбаются, не прочь завести с кем-то из них роман, а то и семью. Сейчас-то все наоборот, стоит какому странствующему чародею забрести в город, все будут шарахаться от него, как от прокаженного и даже в борделях его будут принимать не потому что рады посетителю, а от того, что страшно отказать. Но что же… если он и правда хотел что-то изменить, можно было и на том сказать ему спасибо. Даже несмотря на то, что ничего у него, конечно же, не выйдет — не может один человек, пусть даже черный барон и магистр, сломать систему, которая была принята еще до того, как первые люди ступили на землю Эвенора…

— А что же ты, Лобелия? Твоя мать была искусной чаровницей, наверняка тебе также передался ее дар вместе с прочими способностями?

Я криво улыбнулась — ну, да… передался… расскажи я ему о своих успехах в зачаровывании заколок, игл и помад, этот хлыщ меня, пожалуй, на смех подымет. Все равно что я бы хвасталась какому-нибудь придворному повару в своем исключительном умении варить куриный бульон.

— Мне… не передались ее способности, я даже свечу зажечь почти не в состоянии.

Луций нахмурился и неожиданно резко встал, наклонившись через весь стол, чтобы заключить в свои холодные ладони мое лицо. Как же к стати я вспыхнула от этого прикосновения, но мужчина деликатно этого не заметил — посмотрел мне прямо в глаза и на секунду закрыл свои. Я почувствовала, как мою кожу под его пальцами начало пощипывать, точно ее касались маленькие электрические разряды. Через несколько секунд все прекратилось и он вернулся на место лукаво улыбаясь. Сказал:

— Ты все делаешь не так. Ты словно воду льешь с другого края воронки — для чар нужно обращаться к источнику своей силы, а ты просто тужишься и пыжишься.

Можно ли было покраснеть еще сильнее? Можно. "Тужишься-пыжишься"… умный такой? Череп ему, интересно, не жмет?

— Я покажу тебе. — Луций казался возбужденным, воодушивленным. Он протянул мне руку, предложив проследовать за ним к камину и я нерешительно положила сверху свою ладонь.

— Ты не можешь сама напрямую обращаться к источнику внутри тебя, но рассеивая магию, ты и сама усваиваешь ее, пусть и в малом размере. Женщины редко способны на мощные чары, но ты вовсе не так бездарна, как думаешь — у тебя есть запас магической силы, которую ты можешь применять по своему усмотрению. — Говоря это, колдун развернул меня лицом к камину и встал сзади, положив свои руки на мои запястья и протянув их к пламени, чтобы я почувствовала жар…

Жар я определенно чувствовала, но несколько другого свойства. Меня снова окутал его аромат теплого хвойного леса и свежих сладких цветов. Это несколько сбивало с толку, потому что ко всему прочему, мне было еще и страшно находиться к нему так близко…

— Видишь, чтобы ощутить тепло, тебе не нужно прикасаться к пламени. То же происходит и с магией внутри. Творя чары, ты мысленно пытаешься дотянуться до этого огня внутри, но он не нужен тебе, тебе нужно это тепло. Ты должна научиться собирать его и направлять единым потоком своих мыслей. Для этого нужна концентрация. Тренировать ее помогает медитация, а направлять — магические формулы и чародейские знаки. Я научу тебя самому простому, как зажечь свечу. — Мужчина потянулся вперед, подвинув ко мне витой подсвечник на каминной полке, похожий на тот, что я нашла в королевской опочивальне. Он взял в руку мою ладонь и начертил на ней знак — круг от верхней точки завершавшийся легким росчерком вправо. — Это афламм — один из шести самых простых чародейских знаков. Его можно использовать для того, чтобы воспламенить что-то на расстоянии или зачаровать предмет от огня. А теперь закрой глаза, представь силу внутри себя, она может принять любой образ. Кто-то представляет пламя, кто-то туман, сгущающийся к центру. Я вот, — сказал он с усмешкой в голосе, — вижу грозовое облако, готовое пролиться дождем или разрастись. А что видишь ты?