Спустя час, после предъявления сюрприза, моя радость не знала границ, караван привёз в Невмянск, кроме зоологических и ботанических диковин, пятьдесят тонн селитры, самого востребованного оружейной и химической промышленностью, ресурса. Только ради неё стоило затевать экспедицию на пятый континент. Теперь, при огромных объёмах дешёвой селитры, патроны и снаряды станут втрое дешевле, можно приступить к строительству настоящего, большого химического завода. Город передовых технологий стал реальностью, накопленные за два года деньги позволят выстроить его за полгода, а ресурсы Австралии открывали фантастические перспективы в химической промышленности. Всё, к Новому Году перебираюсь в закрытый городок в центре острова, решено.

Из Калифорнии шли сообщения грустные, Форт-Росс они не нашли*, посадили один корабль на рифы. Плюнули на поиски русских поселений, обосновались в двадцати километрах севернее испанцев, выстроили острог, завели дружеские отношения, примитивно подкупив соседей дешёвыми инструментами и товарами. Коменданта испанского гарнизона расположили к себе, подарив два десятка ружей с полусотней патронов каждое. Досаждавшие первое время индейцы, быстро поняли, кто сильнее, теперь начинают торговать с беловодцами. Фаддей обживался неторопливо, обстоятельно, собирал сведения о горах и перевалах, заводил связи среди индейских племён. Пусть так, за него я был спокоен. Хотя, в отличие от Австралии, Калифорния оставалась строго убыточной. Ничего, там мы работаем на будущее, все затраты окупает Камбоджа, Кедах, Цейлон, и торговля с соседями. За прошедший год корабли дважды возвращались из Америки, с новыми караванами мы отправили ещё триста поселенцев, боеприпасы, бансы, железные инструменты и ткани для торговли с испанцами.

Радовали и одновременно пугали успешные действия капёров. За зиму они захватили у побережья Цейлона восемь кораблей британской Ост-Индской кампании, да ещё три потопили. За Малаккский пролив британские подданные уже полгода не рисковали заплывать, соответственно, капёры перебазировались на Цейлон. Как говорится, рыба ищет, где глубже, а рыбак ищет, где рыба. Казаки уверяли, что сами сражения никто не видел, но, как мы убедились, слухи великолепно расходятся даже в открытом океане. Два трофейных корабля мы переоборудовали, вооружили и передали казакам, пока те набирали команды на них, из пленных англичан и соседних селений айнов. Шесть кораблей достались нам, вместе с половиной груза, пришедшегося весьма кстати. Хлопок и ткани, ценные породы деревьев, часть китайской посуды и всякую мелочь, мы оставили на острове. Пустили в продажу по божеским ценам, горожане уже успели накопить жирок, выстроили себе роскошные хоромы, теперь обустраивали свои жилища. Так, что ткани, посуда и всякая мелочь уходили влёт, особенно недорогие трофеи. Много оставили на острове сахарного тростника, ему тоже нашли применение. Большую же часть груза, в виде пряностей и китайских сувениров, перегрузили на склады, чтобы отправить на будущий год в Европу. Сами же трофейные суда переоборудовали под транспорты для перевозки переселенцев, с их скарбом, скотиной и станками, в Калифорнию и Австралию.

Тем летом мне пришлось вплотную заняться внутренними делами Беловодья. Население росло, разбирать регулярно возникавшие споры и конфликты одним авторитетом становилось проблемно. Не собираясь, выдумывать уголовный и гражданский кодексы, строить под них тюрьмы и создавать судопроизводство, я ограничился законом о судьях и принципах наказания. Судей в городах и свободных селениях определили троих. Одного выбирали жители, другого назначал я, третьего судью назначала местная власть — градоначальник, староста или айнский князь, сроком на десять лет. Обязательным условием было знание русского языка, определённый достаток, и отсутствие родственных отношений до пятого колена с местной властью. Ответственность за преступления назначали сами судьи, по здравому размышлению. Любой преступник мог избежать наказания, попросившись в пожизненную ссылку в колонию, его судьи были обязаны передать мне. Дальше жизнь подскажет, как пойдёт беловодское правосудие, адвокатов и прокуроров на острове не предусматривалось, как и тюрем, впрочем.

В экономике пришло время работать с населением городов Беловодья. За последние годы, по моим подсчётам, в руках мастеров, рабочих, учителей и военных, осели огромные суммы, свыше миллиона рублей серебром. Это, максимум на пятьдесят тысяч населения, вместе с жёнами и детьми. Уровень жизни горожан вызывал зависть не только азиатов, европейские купцы не могли поверить, глядя на иного рабочего, что он не дворянин или торговец. В Невмянске не осталось одноэтажных домиков, все горожане сразу строились на два этажа, с верандой, баней, курятником, стаей и конюшней. При отсутствии нормального налогообложения, нужны были способы выкачивания денег из населения, иначе все средства будут уходить приезжим торговцам, за китайские безделушки, дорогие ткани и редкие фрукты. То, что часть этих безделушек были трофейными, а выручку получали мы сами, я имею в виду РДК, картину меняло не сильно. Рано или поздно закончится эпоха непуганых европейцев, они уйдут из региона, чего мы сейчас добиваемся. Грабить будет некого, чем станем жить?

Надо срочно насыщать рынок своими товарами, превосходящими по заманчивости импортное предложение. Не скажу, что эта идея впервые пришла ко мне в голову, кое-что для этого делалось, взять телефоны, радиоточки, электричество. Так вот, вся эта затея с освещением и радиовещанием летом 1784 года стала давать постоянную прибыль в казну острова. Причём, сравнимую с собранными за прошлый год, податями и налогами, примерно десять процентов от их величины, но, ежемесячно, а не раз в год. Их, этих податей, набралось, как мы и ожидали, меньше двадцати тысяч рублей, в пересчёте на деньги. Платили, как правило, натурой, — мехами, скотиной, копчёностями, потому что, налоги брали только с дальних айнов, живущих за пределами пятидесяти километровой полосы вокруг Невмянска. Горожане и "замирённые" айны налогов не платили. Страшно бедными оказались аборигены, даже, если они утаивали от чиновников две трети податей, всё равно, непонятно, как тут самураи до нас жили? Видно, не от хорошей жизни в пираты подались. Такая, вот, разница в уровне жизни русских и айнов на острове сложилась огромная. В принципе, это было нам на руку, молодёжь айнов всё больше уходила в города, на производство, началась вербовка айнов в армию, Иван рискнул создавать второй полк, полностью айнский, на случай межнациональных проблем.

Короче, первой гражданской продукцией, приносящей регулярный, ежедневный доход внутри страны, стали конфеты и сахар. Тростник у нас был не только трофейный, многочисленные торговцы постоянно привозили из Камбоджи сахарный тростник, который промышленным способом обрабатывался, и шёл на продажу. Как в виде обычного сахара, так и в виде столь любимых детьми леденцов на палочке. Петушков, белочек, звёздочек и прочих фантазий. Конечно, сахар и до нас производили и привозили на Хоккайдо, но, себестоимость нашего продукта была в пять раз ниже, и продавали мы его вдвое дешевле, чем конкуренты, получая, однако, больший процент прибыли. За счёт чего, спросите вы? Элементарно, общеизвестные законы экономики работали на нас. Дешёвый каменный уголь, доставка его по железной дороге обходилась в считанные копейки, большие объёмы производства и максимальная механизация работ. Плюс, красивая упаковка в разноцветную бумагу, огромный ассортимент изделий и постоянная реклама по радио.

После вассализации Камбоджи, сахарный тростник поступал на остров чуть выше себестоимости выращивания. Мы его брали без посредников, у крестьян, выходило вчетверо дешевле для нас, и вдвое выгодней для крестьян, каждый год кхмеры расширяли его посадки. Да, забыл, что на сахарном производстве работали молодые японки за смешные деньги. Единственное, где мы не экономили, так это в продолжительности рабочего дня. Даже у пленных и наёмных рабочих он не превышал девяти часов в сутки на человека при обязательном выходном дне в воскресенье. Пришлось даже подготовить нечто вроде краткого трудового кодекса, запрещавший любые штрафы, ограничивающий рабочую неделю 54 часами, гарантировавший недельный отпуск в году, и некоторые другие мелочи. А местным торговцам и ремесленникам мои люди подсказали, как "обойти" ограничения по величине рабочей недели. Всего лишь, оформить не меньше десятой доли производства в собственность работника. Тогда тот становился совладельцем и имел право работать, сколько сможет и захочет.

Поведение руководства Беловодья, законы, реклама и проповеди немногочисленных священников, по давно достигнутой договорённости, направлялись в общем русле восхваления трудолюбия, мастерства и честности. Поэтому девятичасовой рабочий день подавался не наградой, а препятствием, которое истинный рабочий обязан обойти. Мол, барон рассчитывает на слабаков, не способных долго работать, а добрый рабочий сможет больше трудиться. Если нельзя на рабочем месте проводить больше 9 часов, хороший хозяин "доберёт" в родном хозяйстве, сделает из дома картинку, обустроит свой квартал, например. Предвосхищая теорию Дарвина, мы с Иваном пустили лозунг, "Труд сделал из дикаря человека", на фоне окружающих первобытных племён, исключительно доступный для понимания русских рабочих. Теперь любой лентяй или бездельник рисковал получить прозвище дикаря, людоеда и тому подобное. Так, что атмосфера в городах была исключительно рабочая, бездельники по улицам не шлялись, о нищих и попрошайках даже речи не шло. Зато города и улицы на острове стремились перещеголять друг друга в красоте, чистоте, порядке. А мы не жалели денег на рекламу и поощрение умельцев.

Рабочие руки, даже неквалифицированные, требовались повсюду. Поэтому без дела могли бродить исключительно лентяи и преступники, которые на улицах долго не задерживались. Немногочисленная полицейская служба, при помощи уличкомов, быстро вылавливала тунеядцев. Если после первого предупреждения задержанный не делал выводов, при повторном задержании он отправлялся добывать уголь на два месяца. В угольном разрезе ему была обеспечена постель, кормёжка и кое-какая зарплата. Фактов третьего задержания бродяг и тунеядцев было крайне мало, все они уплывали осваивать тихоокеанские острова, обозначать русское присутствие. Работать там никто не заставлял, лежи, как в рекламе, на песке, и ешь кокосовые орехи, если самого аборигены не схарчат. Немногочисленных беловодских калек, оставшихся без родных, прибирали к себе церковники, но, не на паперть, а на лёгкие работы. Где-то сторожить, где-то дворничать, и тому подобное. В перспективе, мы с Гермогеном планировали открыть богадельню для немощных, таких пока не набиралось и десятка.

Выжимки и отходы сахарного производства брал себе Палыч, быстро ставший гигантом винокурения. Его фирменный напиток "Белый ром" и постоянно обновляющийся ассортимент более слабых продуктов, за год успел прославиться по всей Юго-Восточной Азии. Теперь наши торговцы везли в трюмах три обязательных беловодских товара: ружья, сахар и ром. Красивые бутылки крепкого напитка и недорогая цена сильно потеснили конкурентов, а за качеством следил специальный контролёр, не допускавший изменения сорокаградусности напитка. Однако, недорогая цена была лишь для экспортного продукта, спиртное в баронстве стоило в несколько раз дороже и употребление его в общественных местах, кроме огороженных закусочных и кабаков, повсеместно запрещено. Пьяные старались пробраться домой незаметно и тихо, ибо уже семерых хронических любителей спиртного, попавших мне несколько раз на глаза, я выслал из города, запретив появляться в нём три года. За этим последовал запрет, горьким пьяницам и немногочисленным наркоманам, жить в селениях с количеством жителей более ста человек. Аналогично поступали и с приезжими, тем, кто попадался в невменяемом виде дважды, запрещали сходить на землю острова, пей на корабле.

Бансы, на которые мы возлагали большие надежды, продвигались у азиатов медленно. Большая часть консервов пока шла на внутренний рынок, для наших моряков и складские запасы гарнизонов. Зато с каждым рейсом их всё больше стали брать в портах, как правило, европейские мореплаватели. Цены мы не задирали, довольствуясь ста процентами прибыли, понемногу Невмянск стал популярным местом, где европейские мореходы запасались провизией. Тем более, что все знали об отсутствии любых торговых пошлин в столичном порту на ближайшие двадцать лет. Вслед за голландцами, французами, заглянули "на огонёк" наши "соседи", испанцы из Манилы. Очень полезные гости, расплачивались исключительно золотыми и серебряными монетами. В расчёте на подобных гостей, Палыч на собственные доходы выстроил в порту две роскошные гостиницы, в которых наличествовал весь спектр услуг. От горячей воды и канализации, до телефона в каждом номере и радиоприёмника в коридоре. Как раз испанцы и рискнули первыми провести у себя в Маниле телефон, это был наш второй крупный проект, после телефонизации Невмянска и Железного.

Весной 1784 года завершилась прокладка железнодорожной линии к нашему металлургическому центру. Теперь почти триста километров пути поезд преодолевал за шесть часов, мы вплотную занялись строительством закрытого города в центре острова, в тридцати километрах от основной железнодорожной магистрали. Палыч предложил оригинальное название для города передовых технологий — Китеж. Думаю, Иван из вредности выбрал такое сложное для иностранцев название, его приколы местных жителей постоянно шокировали. То он устраивал массовые полёты дельтапланов и планеров над городом и портом, чтобы продемонстрировать испанским "друзьям" возможности беловодских инженеров. Всё бы ничего, так в программу входило бомбометание по движущейся мишени. Её изображал старый сампан, который тянули за верёвку к берегу. Конечно, пилоты в азарте перепутали и разбомбили сампан дядюшки Еня, портового торговца фруктами. Хорошо, никто не пострадал, да и Ень потом благодарил за выплаченную компенсацию, вдвое превышавшую стоимость его развалюхи.

В другой раз, Палыч продемонстрировал новое сверхоружие, в виде деревянного бочонка с привязанными к нему барабанными палочками. Стоило ему трижды ударить палочками по бочонку, заполненному обычной брагой, как взорвался стоявший в гавани третьим справа древний трофейный китайский кораблик, чудом доживший до своей славной гибели. Эффект от таинственного оружия превзошёл все ожидания, наблюдавшие это европейские капитаны поспешили, на всякий случай, откланяться и вернуться на свои суда. Нужно ли так пугать наших гостей при испытании первого радиовзрывателя, который вместе с миной установили на кораблик аквалангисты? Пока у нас было всего шесть аквалангистов, страшно засекреченных диверсантов, отмеченных особым доверием Невмянова. Зато, они умели всё, жалея в перерывах между тренировками, об отсутствии хорошей войны. Приходилось Ивану их развлекать поисками жемчуга в прибрежных водах и рыбалкой с помощью пружинного подводного ружья. Он и меня сманил на пару таких заплывов, честно скажу, понравилось.

Более того, моя испорченная постоянным поиском денег психика тут же нашла применение аквалангистам, к обоюдной выгоде. Парни занялись подъёмом затонувших ценностей со дна акватории порта. Сначала отработали навыки в порту Невмянска, подняв тридцать орудий различного калибра, две целёхонькие джонки, несколько десятков китайских ваз, якобы династии Мин, и огромное количество металлического лома. Вершиной изысканий стал неприметный сундучок, с десятью килограммами отборного жемчуга. Получив великолепные наградные, водолазы перебазировались в гавань Кампота, где улов оказался на порядок богаче. За август-сентябрь 1784 года группа водолазов подняла в Кампоте ценностей на четыре миллиона рублей, от затопленных кораблей, набитых ценными породами дерева, затонувших пушек и оборванных якорей, до галеона, груженного слитками серебра и золотыми монетами.

Все работы проводились под прикрытием, с демонстрацией примитивного водолазного колокола, на виду всего порта, опускавшегося под воду. Пока зеваки смотрели за кораблем, с которого опускали в море колокол, водолазы спокойно работали в других местах. При необходимости поднятия крупных грузов или кораблей, туда перемещался наш пароход с водолазным колоколом, поэтому о существовании аквалангистов никто из посторонних не знал. А своих посвящённых в тайну было не больше десятка, кроме самих водолазов. Вполне достаточно, чтобы сохранить секрет довольно долго. Разведка в этом мире не обладала иными технологиями, кроме денег и человеческих контактов. Именно поэтому, я и начал строительство города Китежа, вдали от любопытных глаз. Летом 1784 года первые строители высадились в уютной долине, где протекала речка, получившая название Ледяная.

Город-завод, как привыкли уральские мастера, начал создаваться с постройки плотины, рытья котлована под пруд. Берега водохранилища застраивались жилыми домами, план городка я нарисовал заранее, стараясь предусмотреть его расширение до восьмидесяти-девяноста тысяч жителей. Учитывая, что это будет, скорее научно-производственный центр, с высоким образовательным уровнем жителей, в плане застройки были библиотека, стадион, парк, кафе и магазины, места под школы и институты. Первоначально мы строили всего три опытных завода: химический, радиоэлектронный, двигателей внутреннего сгорания. Да, не ожидая обещанного Кожевниковым двигателя, я решил начать разработку ДВС* собственными силами. Антон Воронов меня уже замучил, выпрашивая двигатель для своих планеров. Три года назад, в укромном месте, он начал постройки планеров, наработав достаточный опыт по их эксплуатации. Разгоняли планеры для подъёма в воздух первые паровозы, и, в отличие от дельтапланов, планеры обладали большей грузоподъёмностью, скоростью и дальностью полёта. Полетав на них, Антон рвался в небо на настоящем, независимом от паровозов, самолёте, и я его понимал. Более того, небольшие по габаритам, высокооборотистые ДВС, давали мне возможность порадовать Палыча быстроходными катерами.

Там же, в Китеже, на вершине ближайшей горы, я строил свою запасную резиденцию, с отдельной лабораторией, соединённую с городом канатной дорогой. Без лаборатории я не видел свою дальнейшую жизнь, твёрдо рассчитывая разработать самые необходимые технологии получения крайне важных веществ. От тринитротолуола, до аспирина и анальгина, и, если повезёт, пенициллина, сульфамидных препаратов и полиэтилена. Увы, опыты по получению пенициллина биологическим путём, что проводили по моей просьбе два наших доктора, пока не увенчались успехом. Глядя, как ежегодно умирают и становятся калеками люди, которых могли бы спасти антибиотики, я не находил себе места, твёрдо решив заняться их производством. Для этого мне нужна была добротная аналитическая база и время, потому и строили сейчас на вершине горы мою научную резиденцию. Тем более, что первая канатная дорога вовсю работала в Невмянске, радуя ребятишек и взрослых, поражая иностранцев.

В первых числах июля 1784 года на остров прибыл архиепископ Адранский, с конкретными предложениями по сотрудничеству. Французы не стали организовывать свою базу на предложенных мной островах, решили ограничиться стоянкой своих военных кораблей в портах Беловодья, беспошлинной торговлей французских купцов в Кампоте, Пинанге и на территории острова Белого. В порту Невмянска беспошлинно торговали все, но, за сухопутную торговлю пошлину мы брали высокую, стараясь отвадить иностранцев от рысканья по острову. В обмен на это мсье де Беэн предлагал нам доступ в две французские колонии, Пондишери и Калькутту. В результате яростного торга, мне удалось добиться половинной пошлины для наших купцов. Для начала вполне достаточно, учитывая, что через шесть-семь лет англичане начнут выживать французов из колоний, а тем будет не до этого, Великая Французская революция, всё-таки. У нас появится возможность торга с французами, но, это дело будущего. Пока, мне удалось заключить с архиепископом тайный военный союз, направленный против давних соперников Франции, англичан. Более того, архиепископ привёз с собой сумму, достаточную для покупки двух тысяч наших ружей с патронами, по "дружественной" цене. Прикинув, что до наполеоновских войн проданные "Луши" вряд ли дотянут, значит, против русских не будут обращены, я согласился на сделку.

Учитывая обилие недорогих и уникальных для Европы товаров, французские торговцы, прибывшие с архиепископом, здорово растрясли свою мошну, приобретая сахар, "Русский ром", меха, бансы, ювелирные изделия, телефонные аппараты с аккумуляторами и проводами, прожектора с парогенератором, два дельтаплана. Завели речь о приобретении паровоза, но, поняв сложность эксплуатации и необходимость обучения машинистов, кроме того, строительство железнодорожных путей, ограничились предварительными расспросами о стоимости всего проекта и времени постройки. Мы догадались, что торговцы пытались с нашей помощью сбить цены на паровозы Никиты Желкевского, активно продающего их в Европе. Не получилось, мы с Никитой давно обговорили общие цены на одинаковые товары.