– Строгий папочка. – Томно запрокидываю голову.

– Ей десять. Как-то рано она влюбилась.

– А сам… – шепчу я.

– Мне было тринадцать! – возмущается сопляк, сдвигает ткань и осторожно прикусывает вершинку. После двух лет кормления соски загрубели. И требуют гораздо более сильной стимуляции, чем раньше. Что Кирилла только больше заводит. – М-м-м, вкусно. Молочная девочка.

– Прекращай, извращенец. – Фыркаю.

– Пиздец как вкусно. – Валит меня на кровать. – Как думаешь, девяти месяцев тебе хватит, чтобы отдохнуть?

– Чего? Кир! Ты совсем?! Нам что, двоих детей мало?

– Угу. – Кирилл оттягивает вниз резинку на домашних брюках и с силой проходится ладонью по заряженному стволу, зная, как меня это заводит. – Давай сделаем Ваньке братика.

– Кир, – дрожу. Мы это, конечно, обсуждали, но так… в отдаленной перспективе.

– Три года разницы – самое то. Зачем больше?

– Давай еще раз все обдумаем! – сбивчиво шепчу я, отползая на заднице к изголовью.

– Подумай. Я никуда сегодня не собираюсь спешить.

Он настигает меня, закидывает ногу на бедро и с силой погружается. Это запрещённый прием, но вполне в его духе. На остатках воли щиплю наглеца за поджарую задницу.

– Ауч! Детка!

– Никогда не оставляешь мне выбора, да?!

– Скажешь выйти – выйду. – Обжигает голодным взглядом и бьет-бьет-бьет в ту самую сладкую точку, не сводя одержимого взгляда от места, в котором мы соединяемся. Боже… Я всхлипываю. Полосую его спину ногтями. Это всегда так остро… Так остро, каждый чертов раз на разрыв.

– А-а-а! – сжимаю зубы на хорошо прокачанной трапеции мужа.

– Выходить? – цедит сквозь стиснутые зубы, а мне так хорошо, что я, уплывая, двух слов связать не в силах. – Аня, блядь! Выходить?

Обнимаю его за плечи. Целую в подбородок, ласково прикусываю зубами.

– Нет уж, оставайся.