— Да это же… Черт возьми, да это же возвращаются боевики! — воскликнул Воропаев. Он неотрывно, словно завороженный, смотрел на экран, и, наконец, размахнувшись, сильно саданул по нему прикладом автомата.
— Дерьмо! Надо доложить Шторму.
— А где ты его возьмешь? Хотя… Попытайся вызвать его по трубке.
Но трубка, по имени «моторола» , безмолвствовала.
— Гоним отсюда! — Воропаев решительно направился на выход, а когда они оказались на пороге этого электронного чистилища, вырвав зубами чеку, он бросил гранату в сторону распределительного щита. Пока она летела до точки приземления, они скатились по лестнице. Направляясь к выходу, Изербеков, с трудом сдерживая дыхание, проговорил:
— А что, Алик, наш президент того… Зачем он ввязался в эту авантюру?…
— Оставь, парень, это не нашего ума дело… Тебе не кажется, что Гулбе с Виктором что-то подозрительно долго молчат…
Изербеков смотрел на взведенные бешенством глаза Воропаева, на его камуфляж, из плечевой части которого был вырван целый лоскут.
— Но сейчас важно предупредить наших о приближении боевиков….
— Согласен. Вот ты и сгоняй к полковнику Шторму, предупреди, а я спущусь вниз, — Воропаев, резко сменив направление, побежал к лестнице. Возле лифта отчетливо ощутил запах крови.
Потянуло сыростью, порохом и жженой оружейной смазкой. И ни шагу ступить — всюду гильзы, которые, подобно роликовым подшипникам, перекатывались под ногами, превращая камень в скользящий лед.
Перед ним было несколько дверей и он, ориентируясь по гильзам, вошел в ту, которая находилась прямо перед ним. Но когда он осторожно приоткрыл дверь и шагнул за нее, взгляд уперся в огромную, никак не меньше, чем в Большом театре, хрустальную люстру. Слева, на стене, в металлическом наморднике, горела лампочка, но ее свет полностью поглощался люстрой..
Он оказался в довольно обширном помещении, сплошь заставленном солдатскими кроватями. На стенах — большие красочные портреты, среди которых знакомые лица — Барса, Тайпана, Гараева и главного туза — Эмира, в чалме и с автоматом в руках.. На черном полотнище — скрещенные сабли, а под ними арабская вязь… Все койки были застланы коврами, на некоторых из них лежали черные каракулевые бурки и папахи.
Воропаев прошел вдоль рядов кроватей, спустился на три ступеньки вниз и завернул за скальный, ничем не прикрытый угол. Ни малейших следов присутствия людей. И каково же было его удивление, когда гнетущую тишину нарушили странные звуки, которые, впрочем, не могли принадлежать людям. Он прошел еще пару метров и открыл низкую дверцу: за решеткой увидел двух баранов, которые, видимо, тоже почувствовав присутствие человека, жалобно заблеяли. Их глаза с радужным окоемом тупо смотрели на него и Воропаев понял, что жертвенное заклание отменяется.
Пройдя еще несколько метров, он попал в столовую, — во всяком случае, об этом говорил большой накрытый металлической, возможно, серебряной посудой стол. Одиноко поблескивали высокие с изогнутыми узкими горлышками и ручками кувшины, большие блюда были заполнены разнообразным набором фруктов. У Олега началось сильное слюноотделение и он, подойдя к столу, взял с блюда грушу и надкусил ее. Рот наполнился сладким соком, и он ощутил несказанное блаженство. Он взял еще одну грушу и яблоко и положил их в подсумок для гранат. Он помнил об Изербекове…
Он стоял у стола и задавал себе вопрос: куда могли подеваться обитатели подземелья? Где Гулбе с Виктором Штормом? Почему такая тишина и нигде не слышно выстрелов?
Рука непроизвольно легла на спинку одного из стоящих стульев: она была непомерно высокая, обитая цветастым ковровым материалом. Он насчитал тринадцать стульев. За столом — раскрыв зёв, еще дымился камин… Шаги скрадывала подстилка с большим ворсом и нога в нем утопала по самую щиколотку.
Он не стал задерживаться и вышел из столовой. Подойдя к еще двум дверям, рывком распахнул одну из них, а сам отпрыгнул в сторону, к стене. Но это был обыкновенный душ с четырьмя смесителями, за второй дверью — туалет, выложенный кафелем, вдоль задней стены — ряд унитазов…
Пройдя еще несколько метров, он вдруг замер: послышался звук, непонятный и неизвестно откуда исходящий. Нигде больше дверей не было, но ниша в стене показалась ему подозрительной. Он вошел в нее и увидел в полу квадрат с утопленной скобой-ручкой. Присев на корточки, Воропаев весь превратился вслух и отчетливо услышал слабое покашливание. Он рывком приподнял крышку: в яме метр на полтора, в скукоженной позе, полулежало существо, отдаленно напоминающее человеческое. Огромный, обтянутый желтой кожей череп и такие же огромные пустые глаза взирали в темноту. Рука попыталась подняться, но цепь, к которой она была прикована, не позволила этого сделать. Человек был настолько истощен, что скорее напоминал мумию, в которой по каким-то незнакомым человеку законам еще теплилась искорка жизни.
— Кто ты? — спросил Олег и взял человека за руку. — Я свой, русский…