Несколько секунд он сидел без движения и лишь глаза фрагмент за фрагментом отслеживали действительность, лежащую за ветровым стеклом. Впереди, с левой стороны, он увидел строящееся высотное здание и не медля, открыв дверцу, вместе с удочками направился в его сторону. А точнее, к замершему у стены рабочему лифту, створки которого были замотаны куском провода. Провод был медный, мягкий и потому не представлял неразрешимой проблемы. Он вскочил в кое-как сбитую кабину и нажал на кнопку подвешенного пульта. Дико дребезжа и вихляясь, лифт двинулся наверх. Это был образец разгильдяйства советских строителей-высотников… Однако это не помешало беглецу подняться до двадцатого этажа, где он нажал на первую нижнюю кнопку, а сам спрыгнул с лифта на каркас здания… Кабина так же дребезжа и вздрагивая, поплыла к земле…

С высоты Рига была как на ладони. Но его взгляд больше всего притягивала серебрившаяся, покрытая вечерней дымкой, лента Даугавы и все то, что простиралась на ее левом берегу. А на переднем плане его буквально заворожила своей красотой панорама Старого города, с его старинными башенками и шпилями готических соборов. Еще немного и вся эта красота потонет в матовом колере короткой ночи…

Справа, из-под моста, показался белобокий пароходик и довольно шустро стал приближаться к дебаркадеру. Хорошо бы, думал он, сейчас оказаться там, на том пароходике… Но нет, это глупая затея, к ночи пассажиров немного и всяк заметен… А где самое узкое место реки? Да вот же оно — между правым берегом и островком, где вознеслась к небу телевизионная вышка… Двести пятьдесят, от силы триста метров…

Он увидел, как внизу, где он оставил милицейские «Жигули» , несколько милиционеров и людей в армейской форме брали в кольцо магазины и прилегающие к ним улицы. Двое из них подошли к кабине лифта и, не открывая створки, заглянули в него через зияющие в боках щели. Их окликнули и люди отошли от лифта.

За руль «жигуленка» сел молодой милиционер и стал маневрировать, пытаясь выбраться на проезжую часть улицы. Вскоре машина выехала на улицу Суворова и скрылась из глаз. Но Путин заметил, что за углами прилегающих домов осталось несколько человек в штатском и один милиционер, занявший позицию за ветеринарной аптекой.

Лестница была без перил. Прижимаясь к стене, он начал осторожно спускаться. Но где-то между десятым и восьмым этажами лестница кончилась, образуя темный провал. Пришлось снова подняться наверх, выйти на цокольный этаж, где крепились лифтовые тросы. Это была его последняя надежда. Засунув под панель ненужный кейс, он снял с плеч ветровку. Обмотав ею кисти рук, он потянулся к тросам. Повеяло леденящей ноги высотой. Трос был смазан и нужно было исхитриться, чтобы в одно мгновение не соскользнуть по нему в пропасть.

Опутав вибрирующий стальной канат ногами и руками, он стал спускаться. Внизу что-то стукнуло, возможно, эта топорно сработанная кабина стронулась с места, что однако не остановило его. Руки ломило от напряжения, казалось, еще немного и их сцепка ослабнет и он отдастся во власть гравитации. И чтобы не рисковать, примерно, в районе четвертого этажа, он зацепился ногой за проем и остановил скольжение. Дальше он спускался по лестнице. Вышел на улицу не со стороны кабины, а со стороны подступающего к строению старого, без признаков жизни дома. Он прошел его сквозящими переходами и оказался на пустыре, где темнели силуэты двух небольших футбольных ворот с порванными сетками.

Он прошел мимо мусорных контейнеров и углубился в объятое сумерками пространство двора-колодца. Где-то справа, над крыльцом светилась неяркая лампочка, и в приоткрытую дверь неслись звуки оркестра. Он подошел к окну и увидел людей в белых халатах и белых колпаках. Пищеблок. Поднявшись на крыльцо, почувствовал специфический ресторанный дух — теплые запахи пищи, табачного дыма и алкогольного перегара. Он переступил порог и оказался в коридоре, откуда вели три двери. Из пищеблока вышел официант с подносом, вознесенным над самой головой, и вихляющей походкой скрылся в одной из дверей. Туда же последовал и Путин. И сразу же на него обрушился шквал шальной музыки — оркестр наяривал «Мурку» и посетители, в свете приглушенных светильников, словно перед концом света, неистово терзали свои телеса в хаотических движениях.

Маневрируя среди пляшущих, он прошел в зал, к стойке и, не садясь на высокий табурет, стал изучать полку с напитками. К нему подошел бармен в белой рубашке и с малиновой бабочкой и вежливо поинтересовался — что клиент будет заказывать? И он заказал сто граммов джина с минеральной водой и бутерброд с лососиной. Ему невыносимо хотелось есть, но он знал, что пока не выполнит задание, набивать желудок не стоит. Гончая бежит быстрее, когда ее живот прилип к ребрам и язык холодит слюна желаний.

Его оттолкнули — двое разгоряченных танцами молодых парней рвались к оставленным на стойке недопитым фужерам. Но его отвлекло другое: он увидел, как бармен зашел в подсобку и начал набирать номер висящего на стене телефона. «Значит, и здесь все уже схвачено», — он не стал доедать бутерброд и тут же отвалил от стойки.

На улицу он вышел тем же путем — через коридор, мимо пищеблока. «Если с минуты на минуту тут должны появиться молодцы КГБ, то и мне тут больше делать нечего» — Путин бегом направился вон из двора-мышеловки и, обогнув угол дома, мимо сараев и мусорных бачков бегом устремился в ближний просвет.

Если бы он лучше знал Ригу, он понял бы, что судьба подарила ему небесный подарок в виде поперечной улицы, соединяющей два городских района — Пролетарский и Московский форштадт. Он услышал гудки электрички, стук колес и, подняв голову, понял, что находится под железнодорожным мостом. Слева темнела могучая опора и он подался в ее сторону. Через пару минут, преодолев крутую насыпь, оказался среди переплетения рельс, зеленых и красных огней семафоров, что в ближайшие полчаса сулило ему относительную безопасность.

Он отошел к сетчатому забору, где были сложены старые шпалы, от которых исходил смолистый дух, и притаился. Вскоре мимо прошла электричка, затем еще одна… На маршрутной табличке одной из них было написано «Слока» , другая шла до Дубулты… Это было его направление…

Вдалеке показались огни, они медленно росли, приближались и вскоре он разглядел извивающийся в далеких отсветах товарный состав. На подходе к центральной станции он шел медленно, словно уставший спортсмен, и Путину не составляло труда вспрыгнуть на одну из его подножек. И он это сделал, но только после того как на пятом от тепловоза вагоне прочитал пункт назначения: «Слокский ЦБЗ». Аббревиатура простая — целлюлозно-бумажный завод… Бесконечный ряд вагонов был нагружен древесиной, так называемым балластом, который приходит в Юрмалу из Архангельска…

Чтобы вспрыгнуть на подножку проходящего поезда, прежде нужно сравняться с ним в скорости. Спурт был отменный и Путин без проблем зацепился рукой за покрытый росой поручень, что едва не испортило все дело. Спасло то, что он успел левой ногой закрепиться на подножке и перенести на нее центр тяжести своего тела…

Состав миновал центральную станцию, позади осталась башня с часами, канальчик, возле которого вознеслись два башенных крана, и, наконец, колеса застучали по железнодорожному мосту, ограниченному мощными металлическими опорами. Через три с половиной минуты поезд миновал Даугаву и его колеса покатились по ее левобережью…

Через пятнадцать минут состав прогромыхал еще через одну реку. Путин пытался вспомнить ее название, но что-то не получалось, хотя знал как оно переводится на русский — Большая река… Вспомнил: Лиелупе…

Дальше начиналась Юрмала…

Он спрыгнул с подножки где-то в двухстах метрах от станции Булдури. Приземлился мягко, откос был пологий, травянистый… Его обдало воздушной волной, в которой господствовали запахи колесной смазки. Какое-то время он лежал распластанный на земле, прислушиваясь к шуму уходящего поезда. Подняв голову, осмотрелся: слева тянулась цепочка уличных фонарей, справа — сиял контур рельса. Перевернувшись на спину, он стал рассматривать звездное небо. Почти над ним, наклонившись ручкой ковша к земле, мерцала Большая медведица. И этого было достаточно, чтобы по ней найти Полярную звезду и определить стороны света. И получалось, что где-то за цепочкой уличных огней, за лесополосой находится Рижский залив, где сейчас пустынно и безопасно.

И действительно, взморье хоть и было погружено в густую ночную дымку, однако правый его край сиял огнями — это на дальнем рейде жили своей жизнью ожидающие разгрузки иностранные суда. В районе Лиелупе каждые две секунды маяк посылал сполохи в морские просторы. Воздух был сырой, пахло водорослями и начинающей цвести сиренью