– Твой сын? – Это заявление захватило Катона врасплох. Потом он подумал и кивнул: – Да, разумно. Но ведь и сын может продать собственного отца, если пустить в ход нужные средства… убеждения. Я бы не стал полагаться на то, что Септимий будет держать язык за зубами.

– Тогда тебе также не следует полагаться на то, что его непременно удастся взять живьём, чтобы допросить. Либо он успеет покончить с собой, либо можно будет устроить так, чтобы это с ним проделал кто-то другой.

У Катона от отвращения даже желудок забурчал.

– У тебя не хватит смелости…

– Хватит. Неужто ты полагаешь, что человек с моим прошлым смог бы достичь всего, что я нынче имею, не поправ и не похерив все и любые принципы и соображения за исключением собственного интереса? Ну?

Катон на мгновение утратил самообладание и даже изменился в лице:

– Да ты не человек, ты настоящее чудовище, клянусь богами!

Нарцисс лишь покачал головой:

– Я – слуга императора, которому полагается любой ценой охранять его жизнь и его трон. Вот и всё.

Воцарилось короткое молчание, потом императорский советник продолжил:

– Я понимаю, вы будете меня презирать за то, что я вам сейчас скажу.

– Нет, – ответил Макрон. – Мы тебя и без того презираем.

Нарцисс метнул в него ледяной взгляд.

– Пусть будет так, однако вам следует понять, какие ставки на кону, прежде чем осуждать меня. Я – это преграда, я – это всё, что стоит между порядком в империи и хаосом. Такова суть нашего мира, его природа. И в нём нет места всем этим высоким принципам и ценностям, которые вы, солдаты, считаете столь важными. – Он ядовито усмехнулся. – Думаю, вам лучше вернуться в армию. Ваши высокие понятия о морали и нравственности слишком опасны для вас же самих, пока вы в Риме. К тому же они угрожают тому, за что я сражаюсь…

Катон прикрыл глаза и попытался унять жёлчь, так и бурлившую у него в кишках. А когда снова их открыл, то не стал встречаться взглядами с Нарциссом, а повернулся к Макрону:

– Кажется, мне было гораздо лучше, когда я вымазался по уши в дерьме в Большой Клоаке. Во всяком случае, тогда я чувствовал себя гораздо более чистым. Но он прав, Макрон. Нам нужно сваливать отсюда. Убраться подальше от Рима. Вернуться в армию.

Его друг кивнул и поднялся на ноги:

– Я тебе давно уже это говорил. Пошли.

Катон тоже встал и в последний раз посмотрел на Нарцисса:

– Ты озаботишься, чтобы мы получили причитающиеся нам командные должности. Сделаешь, что нужно, и тогда мы никому ни словом не обмолвимся о том, что знаем. Никому.