— Трэвис, — его имя срывается с моих губ.

Несмотря на головную боль и тошноту, я поднимаюсь с грязного пола. Встав слишком быстро, цепляюсь за стену для поддержки, затем бегу к нему. Как только я добираюсь до него, дверь в сарай открывается.

Пульс отдается в ушах, и боль охватывает все конечности моего тела, я смотрю на него — на Мандо — человека, который разрушил мою жизнь и уничтожил меня. Я не спрашиваю почему, потому что наконец-то вспомнила. В его помутившемся рассудке он думает, что мстит за свою жену.

— Эрика, — произношу я имя его жены, зная, что он ненавидит, как ее имя звучит в моих устах.

Я должна испугаться, столкнувшись с реальностью. Черт, я боюсь. Но помимо этого я просто хочу, чтобы все закончилось, куда бы это ни привело.

— Эрика, — на его лице медленно появляется расчетливая улыбка, его голос куда более спокойный, чем я ожидала. — Наконец-то ты поняла.

Хотя я до сих пор не понимаю. Даже теперь, будучи с Трэвисом, я все еще не понимаю извращенную версию любви Мандо.

Мандо кивает в сторону Трэвиса, и страх зарождается в животе. Он знает. Прежде, чем мне представился шанс поговорить с Трэвисом, Мандо понял, что я влюблена в Трэвиса.

— Любовь жестока, — улыбка Мандо насмешливая, пока он смотрит на Трэвиса и на меня. — На самом деле, никто и никогда не определяет любовь как злую шутку. С той минуты, когда мы впускаем любовь в наше сердце, начинается ломка, которая ничего не дает, кроме разрушенного беспорядка.

— Как насчет того, что осталось? — я горжусь силой своего голоса и сцепляю трясущиеся руки вместе, надеясь ослабить в них дрожь.

Я не пытаюсь искать Деда или установить зрительный контакт с Трэвисом. Они не остановят меня от того, что я должна сделать, чтобы вытащить нас отсюда.

— Они не могут быть красивыми? Эрика была твоей спасительной благодатью. Вот, что ты сказал мне. Она спасла тебя от самого себя. Да, Эрика сломана, но она все еще здесь, — боже, надеюсь, она все еще здесь и не умерла после того, как я ушла. — Что бы она сказала, Мандо? Что бы она подумала? — я пытаюсь использовать Эрику против него, как сделала тем утром, прежде чем смогла убежать. Если я смогу поставить его в то же запутанное положение, как и раньше, может быть, я смогу забрать Деда и Трэвиса отсюда. Он сжимает руки в кулаки. — Моя Эрика ушла. То, что отсталость, — просто тело, гниющее тело, разрушающее ее так же, как и меня.

— Нет.

Я хочу поспорить с ним, но он прикладывает палец к губам, а потом подходит к Трэвису. Я следую за ним, он шагает, держа в руках мое сердце. Я качаю головой, но делаю выпад вперед, когда он пинает Трэвиса в живот.

— Все нормально, — Трэвис, ошеломленно глядя на меня и пытаясь успокоить между удушливыми вздохами.

Я падаю рядом с ним, положив руку в утешительном жесте ему на щеку.

Его боль — это моя боль, и она приводит меня в ужас.

— Я в порядке, Холли, — шепчет он в изгиб моей шеи, когда я наклоняюсь, чтобы обнять его.

Слабо всхлипнув, я сижу, шаря взглядом по его телу в поиске травм. Испытываю временное удовлетворение, когда замечаю, что Мандо сдержал свое обещание и зашил ножевую рану Трэвиса.

Взгляд Трэвиса пробегается по мне, и слезы от причиненной боли катятся вниз по моей щеке, падая на него. Усталость овладевает моим сломленным духом, но я ищу надежду или способ спасти любимых мною мужчин.