Другими словами, я гончая, а она хорек. Мы отлично работаем на пару и выявили массу грешников, что, в свою очередь, позволило произвести массу арестов.

Но мы не безупречны. Иногда мы выпускаем рыбку из сети и берем на себя роль судей, но об этом никто не знает. Пожалуй, это происходит потому, что у нас слишком мягкое сердце. А может быть, размягчение мозгов. Дело в том, что во многих случаях нелегалы не причиняют настоящего вреда ни другим людям, ни обществу в целом. Но если бы Десница узнала о них, им пришлось бы встретиться с судьей и палачом в одном лице.

Рэчел это немного беспокоит. Ей кажется, будто мы предаем не только Божью Десницу, но и самого Бога. Может быть, Десница и большой Парень – я не имею в виду Солюкса – в самом деле находятся в дружеских отношениях, но лично я в этом сомневаюсь. Попробуйте хотя бы недолго поработать в правоохранительной системе под контролем Десницы, и вы убедитесь, что ею управляют самые обычные люди, пользующиеся Божьим именем для оправдания своих поступков.

Почему же тогда я уже давно не ушел оттуда? Может быть, так и следовало поступить. Но мне всегда хотелось работать в правоохранительных органах. Мой отец, упокой Господи его душу, был полицейским еще в те времена, когда Десница не пришла к власти. Он плохо относился к новому режиму, так как считал, что людям не следует указывать, как им думать и кому молиться. Поэтому он вышел в отставку так быстро, как позволили обстоятельства, и умер пару месяцев спустя. Мне было всего лишь пятнадцать лет. Мама говорила, что у отца не выдержало сердце, когда он увидел, во что превращается департамент полиции.

Но мне хотелось пойти по его стопам. Кроме того, я обожал работать в киберпространстве, поэтому, разумеется, попал в ОИР. Там быстро смекнули, что я не святоша. Мои показатели по усердию и производительности труда всегда были отличными, но я так и не выбился в ряды Посвященных. После сегодняшней ночи стало ясно почему.

Биография Рэчел в основном похожа на мою. Фактически мы вместе ходили в высшую школу. Я помню ее, хотя в то время не уделял ей особого внимания, как, впрочем, и она мне. Время от времени я встречал ее во время стажировки в академии, но мы посещали разные семинары. Лишь четыре года назад, когда мы стали партнерами, я по-настоящему познакомился с ней.

Для меня знать ее означало любить ее, и наоборот. Но нам понадобилось еще три года, чтобы стать настоящими любовниками. Когда мы, наконец, разобрались в своих чувствах друг к другу, стало ясно, что если мы хотим продолжать работать, то возможность брака отпадает. Десница косо смотрит на партнеров по работе, связанных брачными узами. Да, один из нас мог подать в отставку, но дело в том, что, когда вы уходите с работы в Деснице, не достигнув пенсионного возраста, вам вряд ли удастся найти работу в каком-либо другом месте. Солейн Солюкс и его правительство вроде собаки на сене: либо любишь меня, либо никого.

Поэтому нам оставалось лишь стать “прелюбодеями”, как это называется на их жаргоне. Любая сексуальная связь, романтическая или нет, незаконна и наказывается тюремным заключением, если она не освящена браком через Божью Десницу. Насколько мне известно, за прелюбодейство еще никого не вычищали, даже в высших сферах – вроде того случая, когда администратора из Департамента правонарушений застали в уотергейтской комнате за плотскими утехами с консультанткой информационного центра “Божьего Гласа”. Он получил двадцать лет, она – пятнадцать, но, по крайней мере, оба живы, если можно назвать жизнью существование в Домах Покаяния.

Им повезло больше, чем помощнику секретаря в Департаменте благочестивого страхования, который имел несчастье влюбиться в мужчину и однажды был пойман с поличным.

Публичная порка и кастрация – высокая цена за желание провести ночь с кем-то по своему выбору.

Но я снова отклоняюсь от темы. Божья Десница оказывает такое воздействие на людей: вспоминаешь одну страшную байку, и на ум тут же приходит еще дюжина. Что касается Рэчел и меня, то нам не составляло труда встречаться друг с другом, избегая бдительных глаз и гнева Десницы. Мы оба живем в Башне, и, насколько я знаю, видеокамеры установлены только в лифтах и на лестничных площадках. Возможно, мы ошибались, и все-таки нас не стали бы вычищать за обычное прелюбодеяние. Опозорить и посадить в тюрьму – разумеется, но не убить.

Думаю, о серьезности наших отношений свидетельствует тот факт, что мы были готовы рисковать, зная, какая судьба нас ожидает в случае разоблачения. А теперь мы бежим, спасая свою жизнь, и черт меня побери, если я знаю, почему это произошло.

По крайней мере, у нас было где провести остаток ночи. Данте – один из хороших парней, пусть и не с точки зрения закона. С виду он добропорядочный специалист по ремонту электронных приборов, но в душе – неисправимый хакер, приторговывающий незаконно добытыми сведениями. Впрочем, совершенно невинными. Информация о действительно плохих парнях, которую он скормил нам в прошлом – включая сетевика, распространявшего детское порно, – позволила ему свободно блуждать в зоне нашей ответственности, не опасаясь возмездия.

Мы не могли воспользоваться моим автомобилем или машиной Рэчел: за ними наверняка наблюдали. Подземка тоже отпадала, так как агенты Десницы могли выследить нас по нашим кредитным кодам. Поэтому я украл автомобиль.

На минуту-другую это событие ошарашило Рэчел, но потом до нее дошло: раз уж они преследуют нас за убийство, какая-то паршивая автомобильная кража ничего не изменит. Они не могут убить нас дважды.

В моем спасательном комплекте имелся набор поддельных номерных знаков, а “гейтсмобиль” был таким старым, что моя универсальная карточка моментально открыла его. Мы поехали к Данте. Разумеется, это его хакерское имя, а не настоящее. Зачем компрометировать парня, который оказывает вам услуги?

Данте живет около вокзала Юнион. Когда мы проезжали мимо, я обратился к Рэчел:

– Не хочешь сесть на поезд и отправиться в неведомые страны?

– Как будто мы можем попасть на поезд! – фыркнула она, прекрасно понимая, что я шучу.

Квартира Данте расположена на чердаке. Это одна большая комната с занавешенным альковом и крошечный совмещенный санузел с узкой дверцей. Все остальное – кухня, гостиная, рабочее место и компьютерная станция – открыто нараспашку.