— Милая, — стонет она болезненно, и я прикусываю щеку изнутри. Принимать утешение от людей — это что-то новое для меня. Черт, даже просто иметь кого-то, кто заботится обо мне достаточно, чтобы утешить, уже в новинку для меня.
— Думаю, мне нужно уйти на ночь, — говорю я, когда чувствую, что слезы капают из глаз. — Я посмотрю, можно ли кого-нибудь позвать на замену. Не думаю, что сейчас смогу вам чем-то помочь. — Я дышу сквозь слезы.
— Рейч нужны дополнительные смены. Она придет. Сейчас я ей позвоню, — тихо говорит Тара.
— Спасибо, — шепчу я, вытирая лицо. Я никогда не плачу на людях. Мне никогда не позволяли проявлять такие эмоции. Одно из любимых высказываний моей матери было «если ты хочешь плакать, я дам тебе повод для слез», и она часто сдерживала свое слово.
— Иди домой и поспи, девочка, а завтра увидимся, — заверяет меня Тара, потирая мне спину.
Я встаю и быстро обнимаю ее, подхожу к стойке регистрации. Забираю сумку и выхожу на парковку. Открыв дверцу машины, бросаю сумку на пассажирское сиденье, сажусь за руль и захлопываю дверцу. Откидываю голову назад и закрываю глаза.
Все, что я вижу снова и снова — это маленького мальчика, его лицо в синяках и ссадинах, полученных в автомобильной аварии. Даже представить себе не могу, что сейчас чувствуют его родители. Я завожу машину, и глаза снова наполняются слезами.
Даже не знаю, как я вернулась в дом Кентона. Как только вхожу, быстро включаю сигнализацию, прежде чем подняться наверх. Когда достигаю верхней площадки, Кентон стоит в дверях своей спальни. Он без рубашки, а пижамные штаны едва держатся на бедрах. Я смотрю на его руку, лежащую на бедре, и вижу, что он держит пистолет.
Я смотрю ему в лицо. Когда наши взгляды встречаются, я понимаю, что он обеспокоен. Что-то внутри меня ломается, и я бегу к нему, видя удивление на его лице прямо перед тем, как я утыкаюсь лицом в его грудь и обхватываю руками за талию, рыдая.
— Детка? — шепчет он, сильнее прижимая меня к себе. Я благодарна ему за то, что он долгое время ничего не говорит, а просто стоит, обнимая меня и утешая. — Ну же. Давай приляжем, — Он тянет меня за собой к кровати, сажает на край, а потом кладет пистолет на тумбочку и идет к комоду. Я смотрю, как он достает рубашку и возвращается ко мне.
Забираю у него рубашку, он отворачивается, чтобы я могла переодеться. Я быстро стягиваю с себя верхнюю одежду, надеваю его рубашку, а затем сбрасываю туфли вместе со штанами. Вскакиваю с кровати, когда он оборачивается. Кентон забирается в постель и обнимает меня, прижимая к груди.
— Поговори со мной, — просит он, проводя рукой по моим волосам.
Я делаю вдох, сердце готово вырвать из груди из-за того, что я собираюсь рассказать ему.
— Когда мне было шестнадцать, я забеременела, — шепчу я, чувствуя, как напрягаются его мышцы. — Когда моя мать узнала об этом, она отослала меня в дом для беременных девочек, — глаза снова наполняются слезами, поэтому я крепко жмурюсь, пытаясь побороть их. — В тот день, когда у меня родился сын, я провела с ним два часа, прежде чем его у меня забрали, — Я чувствую, как в горле встает ком, мешающий дышать. — Я никогда не хотела его бросать.
— Черт, — рычит Кентон, притягивая меня ближе. Ощущение силы в его руках придает мне смелости продолжать.
— Сегодня ночью на вертолете скорой помощи доставили маленького мальчика, — Я закрываю глаза и вспоминаю ребенка. — Когда я увидела его, все, о чем могла думать, это о своем сыне, который был бы близок к нему по возрасту, — Я открываю глаза и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на Кентона. В лунном свете, льющемся в окно, я едва могу разглядеть его лицо. — Иногда, когда я выхожу из дома и вижу маленького мальчика, я гадаю, не он ли это. Умом я понимаю, что это не так, но мое сердце все еще не смирилось с тем, что он потерян для меня после всех этих лет, и я никогда не увижу его снова.
— Не думаю, что такое легко принять, — мягко говорит он, проводя рукой по моей спине. — Почему твой парень не помог тебе найти способ оставить сына?
— Он не хотел ни меня, ни ребенка. Когда я сказала ему, что беременна, он ответил, что не хочет ребенка, и что бросает меня. — Я плачу еще сильнее, вновь переживая то опустошение, которое испытала тогда. — Он был счастлив, когда моя мама связалась с ним, сказав, что вынудит меня отдать ребенка на усыновление, и ему нужно подписать бумаги.
— Это пипец, детка.
— Знаю, — шепчу я.