— Ты же знаешь, что все еще не в безопасности, Отэм. Я не думаю, что это хорошая идея — работать, — говорит Кентон.

Я смотрю на него, прищуриваюсь и рявкаю:

— Я в безопасности, и я пойду на работу, осел, так что забудь об этом.

На его челюсти играют желваки, а руки сжимаются в кулаки.

— Скажи мне название этого места, чтобы я мог удостовериться, что с тобой все нормально.

— Мне не нужно, чтобы ты за мной присматривал.

— Отвечай, или я попрошу Джастина поднять всю твою подноготную, и я буду знать о тебе все, вплоть до твоих последних гребаных месячных, — рычит он, делая шаг ко мне.

— Осел! — кричу я, свирепо глядя на него.

— Говори, — рычит он, наклоняясь вперед, и я чувствую, как гнев покидает его.

— «Вандербильт», — говорю я, но произношу «Вандерс бэлт»[8], надеясь, что он не поймет, что это больница. Я не знаю, почему я не хочу, чтобы он знал, что я на самом деле делаю. Я почти чувствую, что он не заслужил права знать.

— Нам нужно поговорить, — говорит он более мягким тоном, но рычание все еще слышно.

— Нет, не нужно, — заверяю я, стаскивая одеяло и бросая его ему, когда поднимаюсь по лестнице. Я слышу, как Джастин смеется, а Кентон ворчит себе под нос что-то о шлепках, прежде чем я закрываю дверь в свою спальню, улыбаясь.