Я приметила возле дома садовый столик и кресло-качалку. Вероятно, Виктория Петровна днем сидела на воздухе. Я захватила плед и уселась на улице думу думать.

В это время женщины сидели и обдумывали сегодняшнее выступление главы семейства.

Виктория Петровна действительно была себе на уме женщина. Запрягать Брежнева она умела, да еще как. Не сказать, что Леонид Ильич был полным подкаблучником, но состояние, когда домом правит жена, а он живет на работе – его устраивало. Шестнадцатичасовой рабочий день руководителей страны был отменен не так давно, сразу после ухода Хрущева.

Виктория Петровна начала вить веревки из своего мужа, когда он пришел с фронта и попросил о разводе, та его тонко провела. Любила ли она своего мужа, теперь уже никто не скажет с точностью, даже она сама. За время войны у нее появились другие интересы и она сосредоточилась на детях. Была ли она «яжематерью» – уже не важно.

Галина втайне хотела чтобы Викуся оставалась в цирке. Галине нравился цирк, если бы не отец, может быть она и поступила бы в цирковое училище. Несколько лет работы в цирковой труппе так и не сняли с нее розовых очков. В цирке ее оберегал ореол ее мужа и тот факт, что она не стремилась занять высоту среди артистов. Но она этого не понимала.

Виктория Петровна тоже думала. А думала она о судьбе семьи Хрущевых. То, что она не лезла в политику, еще не означало, что она не следила за новостями. Падение Хрущева было громким и она в свое время поинтересовалась последующей судьбой его родственников. Родственников понизили и задвинули. Действительно Хрущеву дали персональную пенсию и он сидел и писал мемуары.

Падать в неизвестность Виктории Петровне ох как не хотелось. К тому же была она пенсионеркой. То, что они жили на достаточно большую зарплату мужа, а не на своюпенсию, это она понимала, и понимала, что пользуется рабочими привилегиями мужа. До сего дня она считала это само собой разумеющимся. Вот только сегодняшняя яростная вспышка гнева генсека поколебала ее уверенность, не так чтобы сильно, но поколебала. Это заставило шевелиться колесики в ее голове. Ее устраивало положение, которое она занимала, и потерю его она считала несправедливой. Особенно ярко она поняла ситуацию, когда генсек обвинил Галину в неумении и пользовании преференциями. Виктория Петровна посмотрела правде в глаза и поняла, что ее дочь действительно неустроенна и беззаботна как стрекоза избасни Крылова. На горькие слова Брежнева, что они откупаются от Милаева рабочими преференциями, она среагировала сначала гневно-ведь Викуся ее единственная внучка, что мужу жалко такую малость, а сейчас поняла, что Викусю она может потерять насовсем, если та останется в цирке у Милаева, ей этого не хотелось.

Я сидела под пледом на улице и смотрела на звезды. Звезды крутили свои танцы на темном, темном московском небе. Мне было лень думать о кремлевских многоходовках, я думала о даче. Сокровище деревянного зодчества было достаточно удобным для одного, но я планировала пережить шестьдесят восьмой год и уволить младореформаторов, а это означало, что мне понадобиться место для полноценной работы и отдыха. Вариант с Форосом меня не устраивал. Нет, я ничего не имела против дачки в Крыму в европейском стиле и шике, но сначала надо было вернуть Крым в состав РСФСР.Для этого нужно было вносить поправки в Конституцию, а именно редактировать статью 14 о территориях. Это означало, что Семичастного надо было оставлять. Кто будет гонять нациков в Киеве?

Решено, раз участок государственный, то перестройка дачи должна отвлечь младореформаторов от моего следующего удара по Киеву. Главу КПУ Шелеста было еще рано убирать, он еще не сыграл свою роль в истории с Чехословакией, но Семичастного нужно было пристроить на Украину.

Что? Вы о Крыме? Все не так однозначно и с Крымом и с Шелестом. По одной версии Хрущев присоединил Крым к Киеву из-за водоканала, по другой – Хазарский каганат был причиной, а именно кредитная линия товарищей евреев, которые рассчитывали на новую Еврейскую Республику в теплом местечке. Что касается Шелеста, то при его попустительстве подняли голову националисты, ведь он не просто так поддержал Подгорного и Шелепина, за долю малую для «Неньки».

Утро вечера мудренее, как говориться. Проснулась я на подмосковной даче на казенныхпростынях со штампом, но женихмне не приснился. Мда, я бы не против цветного белья у себя на постели.

Пока на даче были Виктория Петровна с внучкой, охраны было не так много-человека четыре. Но приехал барин-охраны прибавилось. Виктория Петровна готовила сама, готовка была ее увлечением, особенно после того, как к генсеку приставили аж двух поваров, Виктория Петровна отрывалась на даче, готовя на всех, включая охрану.

Я встала часов в шесть-спалось ночью хорошо, но вот комары и мухи, блин, и в Московской области, комары и мухи. Разбудили. Решила пошуршать в холодильнике, но как всегда опоздала-там была Виктория Петровна. Брежнева слышала мою просьбу о приезде начальника охраны и решила испечь пирогов.

Я позавтракала домашним сыром со сметаной, попросила после пирогов напечь хвороста и сделать борща, если закончился. В общем, женщин надо было занять кухней. Пошла на улицу, немного подрыгала ногами и отправилась в кабинет.

Нашла там бумагу и стала рисовать план будущей дачи. Я решила сделать ее капитальной, все равно после девяносто первого года дачи в Заречье перероют, да еще и «Сколково» построят в двухтысячных, в общем, ничего от советского времени не останется кроме писательских дач в Переделкине. Да еще мысль мелькнула, постебаться над Рублево-Успенским шоссе.

Александр Рябенко достаточно давно работал с Брежневым. Именно Брежнев настоял на постоянном присутствии Рябенко рядом со своей персоной. Это продвинуло Рябенко по карьерной лестнице в «Девятке». Но работал Рябенко за совесть. Александр Яковлевич уже два месяца не общался со своим подшефным объектом, с того самого момента, как в апреле ушел в отпуск. У Рябенко и Брежнева были достаточно теплые личные отношения, и Рябенко недоумевал, что же произошло. Брежнев был весь в заботах, все на бегу.

Мне же было страшно встречаться лично с Рябенко. Могли вылезти всякие мужские примочки, в которых я ни бум-бум. Если с Викторией Петровной было удобно лавировать и отнекиваться работой, то Рябенко отвечал за мою безопасность и должен был быть в курсе моих диких телодвижений. А движения были неординарные-за руль не сажусь, в охотхозяйство не езжу, водку не пью, в глаз вепрю не стреляю.

В кабинете раздался телефонный звонок. Дача была оборудована внутренней телефонной линией. Виктория Петровна звонила с кухни-Рябенко уже пришел и ест пирог, пора и мне присоединиться.

В общем, я направилась на кухню знакомиться со своим шефом безопасности.

– Добрый день, Леонид Ильич! – поздоровался со мной мужчина в камуфляже. – А пироги – то какие вкусные! Пальчики оближешь.