– Все? – саркастично поинтересовался я.
– Не все. Но многие. – Пикси снял очки с носа, дыхнул на них, потер о рукав рубахи и снова надел. – А вот я не вру. И мой повелитель не врет. Не такие мы по своей сути, понимаешь?
– Вот тут ты перестарался, – сморщил я нос. – Грубо работаешь.
– Не понимаешь, – как-то даже печально сказал Тристан. – Ну да ладно, придет время – продолжим эту беседу. На, держи.
Он бросил вниз какой-то блестящий предмет, и я рефлекторно подставил руки, чтобы его поймать.
– Это тебе подарок, – пояснил пикси. – Не от меня, я-то считаю лучшим подарком добрый совет, а потому я тебя только что одарил на ближайшие лет десять. От всей души и чистого сердца.
– Неожиданно, – покачал я головой. – А я даже и не подумал…
– Это твое нормальное состояние, – перебил меня Тристан, доставая из кармана штанов конфету в пестром фантике и разворачивая ее. – Ты в нем живешь. Ладно, полечу я, дел еще полно. Да, чуть не забыл, вот еще что. Велено тебе передать, что на ту вещь, за которой ты гоняешься, есть и другие охотники. Берегись их.
– Да что за привычки говорить загадками! – возмутился я. – О какой вещи речь?
– Батюшки мои, – вытаращил глаза Тристан, одну руку вытянул вперед, другой засунул конфету в рот и неразборчиво продолжил: – Пфинцесса Тифунуэль с пфинцем Фаспи идут!
– Чего? – обернулся я, никого там не увидел и снова развернулся к пикси.
В воздухе никого уже не было, только пестрый фантик медленно опускался на землю.
Нет, пикси это зло. Назадают кучу загадок и смоются конфеты жрать, а ты потом думай.
Я пнул ногой горку снега, на которую упал фантик, и было сжал кулак, чтобы погрозить им небесам, но тут мне в ладонь впились острые грани предмета, который я поймал и про который как-то сразу и забыл, тонкого и при этом прочного.
Это было золотое перо. В самом прямом смысле. Не в смысле – «писчее перо», и даже не нож, который в жаргонной речи тоже называют «пером». У меня на ладони лежало потрясающе искусно сделанное золотое перо, вроде как лебединое или голубиное, я не знаю, не разбираюсь я в этих нюансах.
Я поднес его к глазам и повертел – тонкая, однако, работа.