– Билет в один конец, – пробормотала я понимающе.
– Прости, что?
– Обратного билета не будет.
– Время. Ты согласна или?..
– Согласна.
Действительно, если уж сходить с ума, то до конца. Так, чтобы жить в вымышленном мире и не слышать ничего из того, что происходит в моем. «Доктор, я буду ходить? Да, но только под себя», – при таких вводных жизнь в реале не кажется желанной.
– Тогда повторяй за мной слово в слово. Только имя ставишь свое. Я, герцогиня Эрилейская, Эстефания Маргарита Эсперанса Эмилия Клаудиа Исабель Лурдес Асунсьон Росарио…
– Я, Мельникова Екатерина Васильевна…
Слова, звучавшие в моей голове, заставляли вибрировать все тело. Неожиданно нахлынула боль, такая, что я бы заорала, если бы могла, но я была не в силах издать даже слабый стон. Зато, едва отзвучало последнее слово, появилась возможность не только говорить, но и двигаться.
Я встала с холодного каменного пола, совсем неиллюзорно неприятно шершавого. Какой-то он слишком реальный для галлюцинации. И слишком грубый. И исчерчен странными знакомо-незнакомыми символами, на которых я пока не стала заострять внимание.
– Эй, Эстефания Маргарита, как тебя там дальше, ты где?
Не успев договорить, поняла, что герцогиня Эрилейская, Эстефания Маргарита Эсперанса Эмилия Клаудиа Исабель Лурдес Асунсьон Росарио – это теперь все я, весь этот длиннющий список имен означает всего лишь одну маленькую меня. Последнюю из рода герцогов Эрилейских, которые завтра исчезнут окончательно, если я это позволю.
В голове царил хаос. Я чувствовала себя одновременно и Екатериной, и Эстефанией, и никак не могла отделить одно от другого, найти те знания, которые помогли бы избежать завтрашней смерти, которая теперь казалась очень даже возможной. Посторонний голос пропал. Значило ли это, что меня посетила никакая не галлюцинация и действительно произошел обмен?
Слишком настоящим было все вокруг. Я ущипнула себя и ойкнула от боли. Поднесла к глазам руку, на которой алело пятно от щипка, грозящее перейти в синяк. Тонкую изящную руку аристократки, у которой даже в тюрьме нашлось время на маникюр – ноготки были ровные, аккуратно обработанные и покрытые розовым лаком. Память услужливо подсказала, что это работа личной служанки, которая ежедневно, утром и вечером допускалась в камеру. Единственная поблажка для титулованной особы, потому что вид камеры оставлял желать лучшего. Где кровать с балдахином из бархата? Где туалетный столик розового дерева с зеркалом на серебряной амальгаме? Где банкетка, покрытая розовым шелком, на которой было так приятно сидеть перед зеркалом, расчесывая длинные золотистые волосы? Ничего подобного не было и в помине.
Да меня нагло обокрали! Чужие воспоминания – это хорошо, но мне-то досталась плохо сбитая койка с соломенным матрасом. И никаких зеркал, что особенно обидно. Потому как по воспоминаниям Эстефания была на редкость красивой особой, что уравновешивалось полным отсутствием мозгов. Иначе она не попала бы в такую глупую ловушку. Впрочем, в семнадцать лет иллюзии – болезнь многих.
Тело сковывала усталость, но желание умирать пропало. Желание жить, передавшееся от прежней владелицы тела, оказалось куда сильнее.
Я подняла голову к окошку, забранному частой решеткой. Оно было у самого потолка, и за ним чернела ночь. Или оно было закрыто чем-то непрозрачным, полностью перекрывающим свет. Но скорее всего, сейчас все-таки ночь, и у меня времени аккурат до утра.
Что в активе? Эстефания говорила о магии, но ее знания оказались куцыми. Кроме секретных семейных методик, к которым как раз относилась перепривязка душ, она владела небольшим набором бытовой и косметической магии и парой лечебных заклинаний, одно из которых действительно должно было вывести мое тело из комы там. В моем мире. Появилось осознание, что теперь мой мир этот и, если я не хочу распрощаться еще и с ним, нужно бежать. Подумать о том, что случилось, можно и потом. Способности Эстефании мне не помогут. А мои?
До окна я не доберусь. А если бы и добралась, вряд ли у этого тощего тельца хватит сил выломать хотя бы один стальной прут. Усиливающих заклинаний она не знала, потому что не планировала заниматься вещами, недостойными сиятельной леди. Но если бы и знала, синеватые огоньки на решетке показывали, что та под магической защитой. Значит, окно отпадает.
Дверь? Засов снаружи, до него не дотянуться. Заклинанием? Боюсь, тем вариантом, которым Эстефания подвивала локоны, засов не сдвинешь. От дверей тоже тянуло магией, на один засов тюремщики не полагались.