А других вариантов не было. Парочки совершенно невероятно наряженных в кожу или в кружева парнишек, некоторое количество девушек, часть из которых чувствовали себя как рыба в воде, а часть явно пребывали в шоке, оказавшись в таком месте. А еще огромная сияющая надпись над оркестром: «Голубой побег». И для совсем непонятливых рисунок этого самого побега, похожий на… на то, что иногда рисуют на заборах.

И ещё… Все здесь, в наступившей тишине, смотрят на меня и на этого самого Лёшку, который отправил меня в нокдаун.

А еще и попугай кричит в наступившей тишине:

— Лёшка! Он нам втроём предлагал уединиться наверху! Просто тебя долго не было и мы не удержались… А ты…

И этот бугай смотрит на меня уже как-то виновато и даже собирается протянуть свою лапу.

А через дальние двери заскакивают охранники, несколько матерых мужиков, одетых в странные одежды, закрывавшие кольчужной сеткой именно задницы. Ну да. Какой клуб, такая и защита для секьюрити. Чтобы можно было безопасно наклоняться. Нет, при втором взгляде одежда охранников превратилась в обычные стилизованные длинные кольчуги, но первое впечатление, оно самое запоминающееся. Ага… На всю оставшуюся жизнь.

Я чуть не взвыл и, не помышляя о драке, бросился к двери на улицу, надеясь, что там действительно мостовая, а не какой-нибудь закуток, где… любят друг друга. Но нет, там оказалась именно дверь на улицу.

Нет! Если так подумать, то этого Лёху я бы вырубил даже в этом теле, чисто на старых навыках спецназовца. Он бугай, но ничего особенного. Но с другой стороны, я сейчас даже ощущал какую-то благодарность к этому придурку, который своим молодецким ударом отправил в нокдаун Иву, и я смог проснуться и взять, наконец, управление моим телом.

Я выскочил на воздух и всмотрелся в яркие звёзды. Чёрт! Ночь. Я около гей-клуба. А был внутри, но вырвался. Ужас!

Внезапно у меня всплыла память Ивы, как она зовет служащих гостиницы, кричит, что забыла код от замка, и те взламывают дверь. Затем эта древесно-стружечная дура идет к гей-клубу, чтобы напитаться впечатлениями, которые я точно не одобрил бы.

Не одобрил? Да нормальному мужчине после такого останется только застрелиться! Я рыкнул и пожелал выкинуть эту древесную дуру из головы. Навсегда. И мне это удалось. Я буквально почувствовал, как от моего тела отделилась сущность, или матрица, или душа Ивы и она зависла рядом, соединенная со мной только тонкой и звенящей как струна нитью.

— А-а-а! — завизжала девчонка, которая только сейчас очнулась от нокдауна и ощутила как её убивают. Да! Именно убивают. Потому что я чётко понимал, что жить ей, после того как я выкину её из тела, останется всего несколько секунд.

Я не выдержал первым и втянул беспрерывно визжащую душу дриады в моё тело. Да! В моё!

А через пять минут я брел в гостиницу, а Ива хныкала в моих мозгах.

— Прости, что я не поняла, что для мужчины вроде тебя, это уже за гранью, после которой только застрелиться. Для меня-то это вообще ни о чём.

А я не отвечал. Нечего говорить. Ива не плохая. Она просто чужая. Чуждая. В одном теле нам не ужиться. Я сойду с ума, всё время контролируя её. А она просто не понимает человека. Она не человек. Она дух, чёрт побери! Я не могу её судить! Но и принимать её выходки тоже не могу!

До утра я не спал, а затем вышел, и отключив стоически терпевшую мои притеснения соседку от органов чувств, дошел до рынка, а точнее до той его части, где продавались домашние растения, и после получаса поисков купил то, что и хотел.

— Хочу напомнить, господин, — вился вокруг меня торговец, — что это контрабанда! Нельзя о ней говорить никому, иначе всем сделают плохо!

— Да понятно, что плохо, — угрюмо отвечал я. — Всем секир-башка, и всё такое. Не волнуйтесь.

— Нет! Не секир! А навоз-башка! Эти древесные дуры следят за каждым ростком! Вырастет до полуметра, и они почуют! Будьте осторожны, господин.