– Сейчас я не шучу.
Дети уставились на нее, не зная, верить или нет.
И это справедливо, решила Серильда. Сколько уже раз она говорила им, что больше не станет рассказывать истории? Нет, она твердо решила, что станет образцовой учительницей. Благовоспитанной и безупречной. Вот только решимости никогда надолго не хватало…
– Но, Серильда, – заговорил Фриш, подползая к ней на коленях и жалобно глядя на нее широко открытыми глазами, – зимой в Мерхенфельде такая скука. Что же мы будем делать без твоих сказок?
– Остается только работа, – пробормотал Ханс. – Корзины плести, да землю пахать.
– И прясть, – добавила Анна с тяжелым вздохом, а потом, закинув ноги наверх и согнув в коленях, обхватила ими ветку, так что руки и косички теперь болтались в воздухе. Дерево угрожающе скрипело, но девочка не обращала на это внимания. – Прясть, прясть, прясть…
Из всех детей, подумала Серильда, Анна больше всех похожа на нее, особенно после того, как стала заплетать длинные темные волосы в две косы. Серильда почти всю жизнь так причесывалась. Однако смуглая кожа Анны была заметно темнее, чем у Серильды, а волосы еще недостаточно отросли. Да еще во рту не хватало молочных зубов… и лишь некоторые из них выпали естественным путем.
А еще они обе терпеть не могли прясть – тяжелый монотонный труд. Анну стали обучать семейному ремеслу с восьми лет. Узнав об этом, Серильда посочувствовала ей, назвав это занятие
– Пожалуйста, Серильда, – подхватила Гердрут. – Твои истории… Мне кажется, они похожи на труд пряхи. Ты тоже делаешь что-то прекрасное из ничего.
– Ах, Гердрут! До чего необычное сравнение! – воскликнула Серильда, пораженная тем, что девочка нашла такую метафору. За это она и любила детей. Они всегда могли чем-нибудь удивить.
– Ты права, Герди, – заметил Ханс. – Истории Серильды превращают нашу тоскливую жизнь во что-то необычное. Как будто… Как будто из соломы прядут золото.
– Твои бы слова да богам в уши, – хмыкнула Серильда, подняв глаза к небу, которое быстро темнело. – О, если бы я умела прясть золото из соломы! Пользы было бы куда больше, чем если… прясть глупые истории. Засорять вам головы, как говорит фрау Зауэр.
– Проклятая фрау Зауэр! – выпалил Фриш. Услышав грубость, брат бросил на него предостерегающий взгляд.
– Фриш, следи за языком, – сказала Серильда, чувствуя, что обязана сделать замечание, хотя и была благодарна, что мальчик встал на ее защиту.
– Нет, ну правда. В сказках нет ничего плохого. А она просто завидует, потому что все ее истории – про королей, которые давным-давно умерли, да про их противных потомков. Она знать не знает, что такое хорошая сказка – и не узнает, даже если та выскочит и укусит ее.
Дети хохотали, пока ветка, на которой висела Анна, не хрустнула, и девочка не свалилась в сугроб.
Ахнув, Серильда бросилась к ней.
– Анна!
– Пока жива! – ответила Анна. Это была ее любимая фраза, и произносить ее приходилось часто. Выпутавшись из ветвей, Анна села в снегу и улыбнулась.