Она бросила на него раздраженный взгляд, но нехотя встала.

Ромео чуть не проглотил язык.

Яркие розовые шортики обтягивали ее бедра как вторая кожа. Мгновенное возбуждение, какого он прежде никогда не испытывал, охватило его с такой силой, что ему показалось, будто внутри у него все перевернулось.

- Che diavolo[12] - только и смог выговорить Ромео, не отрывая взгляда от ее длинных стройных ног.

- Не осуждай меня, - с вызовом хрипло пробормотала Мэйзи. - Я не виновата, что твои личные поставщики перепутали мой размер.

Он встретил взгляд ее невероятных голубых глаз с ошеломленным выдохом.

-Ты хочешь сказать мне, что вся твоя одежда тебе мала?

Ромео закупил новый гардероб для Мэйзи и Люка, когда стало очевидно, что она упаковала с собой вещи, подходящие для лета в Ирландии, а не на тропических Гавайях.

Она подняла руку, чтобы поправить волосы, и приоткрывшийся при этом загорелый живот заставил температуру его тела подскочить еще на тысячу градусов.

- Они на размер меньше, чем я обычно ношу.

- А почему ты ничего не сказала?

Он слышал, что его голос звучал неровно, черт возьми, даже сдавленно.

- Разве я не выглядела бы как оперная дива, если бы потребовала, чтобы они отправили все вещи обратно?

- Ты моя жена. У тебя есть право требовать всего, что ты хочешь, и так часто, как ты хочешь.

Она, казалось, почувствовала себя неуверенно, но не отвела от него взгляд, что привело его почти в восторг. До этого момента Ромео не понимал, насколько ему не хватало взгляда этих глаз.

- Все нормально, нет проблем. Я легко умещаюсь в большинство топов и платьев, а шорты я планировала носить только в доме. - Она облизнула губы и немного нервно рассмеялась. - Кроме того, мне не повредит скинуть несколько килограммов.

- Ничто в твоем теле не нуждается в изменении, - прорычал он.

Она была совершенна. И она снова залилась краской, что мгновенно воспламенило его. Желание стиснуло его, словно когтями.

Madre di Dio!

- Иди. Переоденься, если ты так хочешь. Мы будем ждать тебя у выхода, - выдавил он из себя, прежде чем жгучая страсть, пульсирующая в нем, не преодолела остатки здравого смысла и не заставила его повалить ее на стол.