— Грех — это не ошибка, — серьезно сказала Лена. — Грех — это состояние души. Такое состояние души, при котором ты творишь зло походя, не задумываясь, просто потому, что тебе этого захотелось.

— Я никогда такого не делал.

— Ты — не делал. Но другие…

— А кто говорит о других? Я никого не агитирую в свою веру. Если кому-то мало ответственности перед самим собой, пусть выдумает себе бога, который видит все и за каждый грех делает а-та-та по попке.

— Вы утрируете, — поморщился Натан.

— Да, утрирую, — согласился я. — Но лишь для того, чтобы смысл моих слов стал понятен. Я не возражаю, когда люди молятся или постятся, пожалуйста, сколько угодно. Если в этом есть польза — пожалуйста. Я не запрещаю верить в бога, это все равно что запретить безногому пользоваться инвалидной коляской. Но когда в такую коляску садится здоровый человек, это вызывает недоумение.

— Себя вы считаете здоровым человеком? — спросил Натан.

Я пожал плечами.

— Не знаю, — сказал я. — Я надеюсь, что здоров. По крайней мере, я давно уже не падал.

— Зато до этого повалялся отменно, — заметила Лена.

Я промолчал. А что тут скажешь? Даже если я отрицаю понятие греха, от совести все равно никуда не уйдешь. Немного утешает то, что на протяжении всей своей зимней одиссеи совсем уж явных ошибок я не делал, и что большую часть времени я фактически был куклой в руках Головастика…

Да, был куклой в руках Головастика. Она может сколько угодно говорить, что не вмешивается в сознание людей напрямую, но разница между прямым вмешательством и искусным манипулированием не так уж велика. Все боги одинаковы — люди для них всего лишь фигурки на шахматной доске, каким бы избитым ни было это сравнение. И я скоро сам стану таким же, если уже не стал. Это закономерно — когда регулярно общаешься с людьми вроде капитана Бейцалова, трудно удержаться от брезгливости, а когда чувство брезгливости становится привычным, ты перестаешь относиться с уважением и к другим людям. Конечно, не все люди подобны Бейцалову, но исключения лишь подтверждают правило. А я ведь еще молитв ничьих не слышал… Может, потому я и не хочу выбирать себе аватар?

Мои мысли прервал стук в дверь.

— Это еще кто? — пробормотала Лена и вдруг побледнела так, что напомнила мне мое собственное отражение в зеркале после того, как Лена зарезала меня маникюрными ножницами.

— Что такое? — вскинулся я.

— Сходи, открой, — тихо произнесла Лена и как-то вся съежилась.

Я встал и пошел к двери. Мордехай вдруг засунул руку за пазуху и извлек оттуда маленький аккуратный пистолетик.

— В раю действует огнестрельное оружие? — спросил он.

— Понятия не имею, — ответил я. — Ни разу не пробовал.

— Не надо оружия, — с усилием произнесла Лена. — Он не опасен.