Массивный платяной шкаф был придвинут к другой стене, и через одну дверь я могла видеть гардеробную, а через другую — большую ванную комнату, отделанную белым мрамором.

В передней и задней частях комнаты были высокие арочные узкие окна.

Спереди я могла видеть внутренний двор. Сзади виднелся пышный зеленый полог высоких деревьев.

Солнечный свет проникал внутрь и освещал все помещение, придавая ему теплое сияние от полированных деревянных стен и потолка. Я почувствовала легкий аромат лимона, как будто кто-то тщательно все продумал, готовясь к моему приезду.

— Ничего не изменилось, — сказал Александр, зорко наблюдая за мной. У него были почти ястребиные черты лица, с острыми глазами и длинным узким носом, на конце которого была небольшая горбина. У него была ямочка на подбородке и прямая, сильная линия подбородка.

Его волосы были черными и лохматыми, с несколькими выбившимися локонами, придававшими ему вид херувима. Я могла представить, как мои пальцы пробегают по ним, ощущая, какие они густые и шелковистые.

Он был высок и хорошо сложен, с телосложением богатого человека, которому всю жизнь была предоставлена свобода работать над своим телом. Я была уверена, что если бы он разделся передо мной в этот момент, то выглядел бы в точности как ожившая греческая статуя.

— Это была моя комната в прошлом году? — спросила я, бродя вокруг в надежде, что что-нибудь вызовет узнавание.

— Так и было, — ответил он. — Вплоть до но ночи аварии. Когда ты уехала и…

— И разбила твою машину, — закончила я за него фразу. — Все твердят мне об этом, и я ужасно сожалею, что вела себя таким образом. Мне кажется, это не то, что я бы сделала.

— Ты удивишься, — засмеялся он. — Ты становишься очень резвой девушкой, когда не получаешь своего.

— А я не получила? — спросила я, многозначительно глядя на него.

— В смысле?

— Не получила своего той ночью?

Тень промелькнула по его лицу, и он сказал: — Не получила.

— Мы поссорились?

— Не совсем, — сказал он. — Мы поссорились ранее в тот же день, но ты этого так просто не оставила. Так это правда, что ты ничего не можешь вспомнить? Как много ты помнишь?

— Полагаю, достаточно, — сказала я, блефуя. У меня был инстинкт, что я не могу позволить ему узнать, что мой разум был чистым листом в том, что касалось его. Я не хотела, чтобы он переписывал нашу историю для меня. Мне нужно было самой докопаться до истины.

— Это хорошо, — сказал он. — Но ты не помнишь тот очень незначительный спор, который у нас был той ночью?

— Не совсем. О чем это было? — спросила я, требуя от него дополнительной информации.