– Кто же тогда? – спросил он. – Кто дал мне жизнь?
– Женщина, которая дала тебе жизнь, была… великой любовью твоего отца, – ответил Бадр. – Мне очень жаль, что приходится рассказывать тебе это, но ты должен знать. Эту женщину он спас от смерти – так, как он когда-то спас от смерти и меня.
– Но кем она была? – спросил Джон Грант. – И где она сейчас?
– Моя сумка… – Еле заметным жестом Бадр показал на свои вещи, лежащие рядом с ним: кривая сабля в ножнах, плащ и кожаная сумка.
Джон Грант, встав на четвереньки, потянулся рукой к сумке.
– Загляни в нее.
За все годы пребывания рядом с Бадром Хасаном Джону Гранту никогда не доводилось рыться в его немногочисленных пожитках. Когда он развязывал сейчас тесемки и открывал сумку, ему показалось, что он прикасается к чему-то сокровенному.
– Завернуто в голубое, – сказал Бадр.
Джон Грант заглянул внутрь сумки. Рядом с несколькими маленькими книгами в обложках из темной кожи и свертками различной формы из темной хлопковой ткани, в которых лежали позвякивающие монеты и пузырьки с какими-то жидкостями, он увидел квадратный сверток светло-голубого цвета.
– Только аккуратно, – предупредил Бадр. – Было бы жалко разбить ее сейчас.
Ткань была очень тонкой. «Наверное, шелк», – подумал Джон Грант. Начав развязывать сверток, он понял, что это изящный женский платок. Заинтригованный, он мельком посмотрел на Бадра и стал разворачивать платок. Внутри он обнаружил морскую раковину размером с его ладонь.
– Знаешь, что это? – спросил Бадр.
Джон Грант осторожно, как какую-нибудь священную реликвию, стал крутить раковину, рассматривая ее.
– Это раковина гребешка[9], – сказал он громче, чем хотел. Странность и неожиданность происходящего сейчас едва ли не вызвали у него разочарование.
– Она принадлежала твоей матери, – пояснил Бадр. – Не Джесси, а той женщине, которая тебя родила.
Джон Грант внезапно почувствовал пустоту – как будто он смотрел в пустое пространство и пространство это находилось внутри него.
– Почему она находится у тебя? – спросил он.
– Твой отец хотел, чтобы я сохранил ее для тебя, – ответил Бадр. – Что я и сделал. Он не сказал мне, в какой именно момент мне следует отдать ее тебе, но, похоже, этот момент наступил.
Мавр кашлянул и поморщился от боли, которую вызвал у него кашель.
Высоко над ними, там, откуда светило солнце и текла вода, Ангус Армстронг подполз еще ближе к трещине. Он с большим трудом различал слова мавра и Джона Гранта, доносившиеся из пещеры, а потому то и дело задерживал дыхание, стараясь запоминать самое важное, отбирая его из потока слов, как отбирают рыбешку покрупнее из мелюзги, пойманной сетью на мелководье.