У Хирки не имелось способностей к вороньему языку, и в её распоряжении не было целой жизни, чтобы ему научиться. И даже если бы была, это вряд ли помогло бы ей, окажись Хирка лицом к лицу со Всевидящим. Но Хирка, можно сказать, уже почти оказалась, ведь перед ней были дети Всевидящего. Глаза мира. Возможно, они уже всё знали о ней? Может, и знали, но ничего не предпринимали. А не означает ли это, что всё в порядке?

Хирка ухватилась за эту мысль. Разве вороны не набросились бы на неё, как на дичь, если бы считали её гнилью, достойной смерти?

— Я ждала случая поблагодарить тебя, — сказала Рамойя.

— За что?

Ведро опустело, и Хирка вышла вслед за ней из клетки навстречу Ветле, который бежал в их сторону от дома. Он бросился на шею Хирке. По той силе, с которой он неё обнял, можно было понять, что с ним не всё в порядке. Впервые Хирка испугалась близости. Сегодня она была не такой, как во время их последней встречи с Ветле. Что, если он окажется слишком близко? Что, если он её внезапно поцелует? Он сгниёт? Хирку переполняло горе. От мысли о том, что она открыла дверь, которую не может закрыть, бросало в дрожь.

Не думай об этом!

— Ветле, я тебе кое-что принесла, — сказала она, и блаженный разжал объятия. Хирка сняла кожаную крышку с корзины и достала каменную фигурку, которую ей дал Хлосниан.

— Юмар! — закричал Ветле и прижал её к себе.

— Это не Юмар, — засмеялась Хирка. — Юмар был лошадью. А это женщина.

Ветле посмотрел на мать и широко улыбнулся:

— Юмар!

Хирка вынула из корзины льняной мешочек и протянула его Рамойе.

— А это тебе. Отец купил корицу на корабле из Брекки, который недавно заходил к нам. Из личных запасов капитана, — о том, что отец, скорее всего, выменял корицу на опу, она умолчала.

Рамойя развязала тесёмку и втянула в себя запахи родины. По её лицу разлилась довольная улыбка, она махнула рукой в сторону деревянной скамейки и ушла в дом. Хирка уселась и стала смотреть на Ветле, который играл на лужайке со своим новым Юмаром. Колени и локти на его одежде промокли. Время от времени лучам солнца удавалось прорваться сквозь пелену туч, и они окрашивали волосы Ветле сияющим золотом. Это продолжалось совсем недолго, а потом всё вокруг снова становилось бесцветным.

— Говорят, ты помогла ему выпорхнуть из Аллдьюпы.

Рамойя протянула гостье небольшую чашу, но взгляд её был устремлён на Ветле. Хирка почувствовала, что у неё краснеют щёки.

— Он справился лучше, чем я, — ответила она, отпила чай и стала искать способ объяснить, зачем пришла.

— Я знаю, что ты сделала для него, Хирка. Ример рассказал мне, что случилось, — имя Римера коснулось Хирки порывом холодного ветра.

Он считает меня охотницей за удачей.

Внезапно чай стал приторным и тошнотворным. Хирка украдкой взглянула на Рамойю. Она тоже одна из слуг Совета, но на груди у матери Ветле не было никаких воронов. И она не носила тяжёлых одеяний Совета. Рамойя была облачена в наряд зелёного и коричневого цветов, сшитый из лёгкой воздушной материи. Она носила браслеты и украшения, которые звенели, когда она двигалась. Тёмные волосы были заплетены в сотни тонких косичек, которые удерживали разноцветные жемчужины. Рамойя олицетворяла собой всё то, что Хирка никак не связывала с Советом. Наставница воронов была смуглой, разноцветной, тёплой и пахучей. Она была иной. И всё же она была частью Совета. Хирка подобралась слишком близко.