Когда спустя час к графу Обольянинову так и не пришел доктор и рядом не появился никто из слуг, ему стал окончательно ясен замысел Белозерского. «Решил от меня избавиться! Ну, это мы еще поглядим! Я в порошок его сотру!» Как ни подбадривал себя Семен Андреевич, положение его было катастрофическим. Ног своих он больше не чувствовал, тело горело в лихорадке, его мутило, живот кололи изнутри тысячи раскаленных иголок. «Где же эти чертовы слуги?! Хоть бы кто заглянул! Мне надо воды, воды, воды… чтобы всего вывернуло наизнанку!»

— Воды! — в отчаянии закричал граф, надеясь, что кто-нибудь, да услышит этот зов. Но гостевой флигель был пуст и нем. Обычно в нем жила карлица Евлампия, однако Илья Романович заранее позаботился о том, чтобы этой ночью ее здесь не было. Он отправил шутиху с поручением в подмосковное имение Мещерских, унаследованное им в числе прочего имущества. Она должна была расследовать, не сбывает ли управляющий часть урожая на сторону.

Когда никто не явился на зов Обольянинова, он выругал себя последними словами, что при всей своей проницательности не разгадал в князе столь коварного преступника. Через какое-то время граф смирился с мыслью о неминуемой смерти и думал уже только о том, кто станет опекуном его маленькой дочурки, коря себя за то, что не оставил в завещании распоряжения на этот счет.

Внезапно он отчетливо услышал за дверью чьи-то легкие шаги.

— Воды! — из последних сил захрипел граф.

Дверь распахнулась. В свете единственной свечи, оплывающей в изголовье кровати, Семен Андреевич различил на пороге фигурку маленького мальчика. Худенький ребенок в длинной, залатанной во многих местах ночной рубашке был похож на привидение. В руках он держал кувшин с водой и полотенце. «Наверное, это предсмертный бред», — в смятении подумал Обольянинов.

— Я помогу вам, — шепнул мальчик.

В тот же миг в коридоре, за его спиной, послышались другие шаги, быстрые и уверенные.

— Не выдавайте меня! — шепнул он графу, и, задвинув кувшин под кровать, сам нырнул туда же.

В комнату без стука вошел Белозерский.

— Ну и как вы себя чувствуете, сударь мой? — с издевкой спросил он.

— Вовек не забуду вашего московского гостеприимства, — с трудом отвечал граф, — непременно всем рекомендую…

— На том свете будете рекомендовать, — засмеялся князь надтреснутым голосом Прозерпины. — Кстати, передавайте низкий поклон барону Гольцу.

С этими словами, не переставая смеяться, он вышел из комнаты. Глеб дождался, когда шаги отца затихли в глубине коридора, и выполз из своего убежища.

— Нельзя терять ни минуты! — строго предупредил он графа, после чего помог ему сесть и поднес к его побелевшим губам кувшин. Заставив гостя выпить всю воду, мальчик метнулся в комнату Евлампии, находившуюся по соседству и никогда не запиравшуюся. Там он нашел все необходимое: пустой таз, тряпки для компрессов и стакан, в который налил лекарство собственного изготовления, принесенное в бутылочке синего стекла.

— Кто ты, милый малыш? Сын здешнего аптекаря? — поинтересовался Обольянинов, слегка придя в себя после очистки желудка.

Мальчик проигнорировал вопрос и в свою очередь спросил:

— Скажите, сегодня за ужином от какой-нибудь еды или питья пахло анисом?