Недовольно заворчав, он пошел дальше, попутно бросая взгляды на разнообразные технологические артефакты, пока глаза не остановились на расположенной в дюжине метров от него стеклянной трубке, заполненной пульсирующей темно-синей жидкостью. Хотя слова на табличке были на высоком готике, с тем же успехом их могли написать чужацким или мертвым языком, так как Коракс ровным счетом ничего не понял.

«Менделевская формула эукариотического происхождения».

Убрав упавшую на лицо прядь волос, примарх выпрямился и заметил кое-что еще. Это был небольшой квадратный шкафчик, с меньше полуметра с каждой стороны, но, судя по тому, что его разместили на центральном помосте, содержимое шкафчика имело особую важность.

Внутри покоился разбитый глиняный сосуд. Он был совершенно непримечательным — восемь осколков из грубой некрашеной глины, покрытой царапинами и следами пальцев. Мысленно соединив частички, Коракс понял, что это что-то вроде чаши.

Услышав шорох открывающихся дверей, примарх резко обернулся и увидел, как в зал с решительным видом вошел Малькадор. Его лицо раскраснелось от ходьбы, глаза горели.

— Что это за место? — поинтересовался Коракс. — Какие победы здесь воспеты?

— Самые важные, — ответил Сигиллит, приблизившись к Кораксу. Он указал тонким пальцем на содержимое хранилища. — Одно из первых глиняных изделий, созданных рукой человека. Ему сотни тысяч лет.

— Эта чаша не кажется таким уж значительным достижением по сравнению с некоторыми другими предметами, что здесь находятся, — произнес Коракс. — Она ведь настолько проста, что ее может сделать даже ребенок.

— И все же ты видишь одно из важнейших достижений человечества за всю нашу историю, Коракс, — сказал Малькадор. — Без этой чаши, без разума, создавшего ее, и рук, придавших ей форму, этот зал был бы пуст. Мы прошли долгий, очень долгий путь с тех пор, как один из наших предков заметил, что определенный сорт грязи затвердевает на солнце, и решил что-то из нее сделать, — но без первого шага мы бы никогда не начали своего путешествия.

— Здесь только технологические достижения? Первые шаги в новую эпоху человеческой истории?

— Большинство из них технологические и научные, культурных ценностей здесь немного, — ответил Малькадор. Он махнул рукой в дальний конец зала, где хранились картины, статуи, барельефы, гобелены и тому подобное.

Прежде чем примарх успел рассмотреть все экспонаты, двери вновь открылись и на пороге появилась фигура почти столь же высокая, как Коракс, но более широкая в плечах. Светлые волосы Дорна были пострижены ежиком и стояли над его обветренным лицом подобно короне. Сейчас примарх Имперских Кулаков был одет в полудоспех: грудь, голени и предплечья защищали пластины золоченого металла, увитые почти такими же гравировками, что и у Коракса. С плеч Дорна ниспадал длинный, до самых лодыжек, темно-красный плащ, который удерживался на левом плече фибулой в виде стиснутого кулака, а на правом — в форме имперской аквилы. На нем была золотая кольчужная рубаха до колен, перетянутая поясом, на котором висел цепной меч с похожими на клыки зубцами и кобура с болт-пистолетом. Кисти рук Дорна скрывали золотые пластинчатые перчатки, каждую фалангу которых украшал рубин. Кожа примарха была смуглой и упругой, покрытой тонкими шрамами и следами от ожогов.

— Брат! — приветственно подняв руку, воскликнул Дорн, его голос громом разнесся по залу, нарушив ауру молчаливого почтения.

Примархи подошли друг к другу и взялись за запястья. Затем Дорн хлопнул Коракса по плечу, и на миг его лицо озарила улыбка.

— Я пообещал, что буду сегодня, — сказал Дорн.

— Твое слово так же надежно, как возведенная тобой крепость, — ответил Коракс, отпустив руку генетического брата и сделав шаг назад.

Дорн помрачнел.

— Надеюсь, последнее мое творение нас не подведет.

— Оно, как всегда, исключительно, Рогал, — заверил его Малькадор. Он жестом пригласил примархов проследовать за ним к скамейкам под высокими окнами. — В Галактике нет другого человека, которому Император доверил бы строить для него укрепления.

Коракс остановился и, прежде чем присесть, выглянул в окно. За ним находилась широкая галерея, созданная, казалось, полностью из металла. Подняв глаза, он увидел в нескольких сотнях метров тусклое небо. Здание было утоплено в глубокий разлом и тянулось за горизонт — целые этажи окон и переходов, которые соединялись крытыми мостами, извилистыми рельсовыми путями и черными дорогами.