— Королева? Разве это ее касается?

Вопрос был задан, что называется, в лоб.

— А ты забыл о леди Флеминг? — ответила графиня вопросом на вопрос ночного гостя.

На мгновение герцог не нашел что сказать.

— Леди Флеминг! — повторил герцог. — О, ты имеешь в виду предыдущую гувернантку. Его Величество король оказывал ей знаки внимания в те несколько месяцев, когда герцогиня занемогла и временно покинула двор?

— Ага, значит, ты не забыл! — улыбнулась Рене.

— Неприятный скандал, которому никогда не следовало бы случиться ни с кем из приближенных Марии Стюарт! — резко ответил герцог, а затем задумчиво добавил:

— Ты хочешь сказать, что он доставил удовольствие королеве?

Рене лишь равнодушно пожала обнаженными плечами.

— Pourquoi pas? Главное, что король хотя бы на время забыл эту ненавистную Диану. Даже колдовские уловки оказались бессильны, когда она занемогла.

— Клянусь всеми святыми! — воскликнул герцог. — Никогда не слышал ничего более чудовищного. Надо же, чтобы королева радовалась измене супруга с совершенно посторонней женщиной лишь затем, чтобы он выбросил из своего сердца ту, которую любит еще с юношеских лет!

— И которая на восемнадцать лет старше его самого! — язвительно добавила графиня. — Если это не колдовство, то что же, хотела бы я знать?

— Я здесь не затем, чтобы обсуждать с тобой подобные вещи, — сердито возразил герцог. — Именно герцогиня де Валентинуа обучила короля искусству повелевать своими подданными. Не будь ее, Франция сегодня являла бы собой печальную картину. Так что нет ничего удивительного в том, что король любит герцогиню больше всех остальных женщин. Однако если королева или даже кто-то другой воображает, будто какая-то едва прибывшая ко двору иностранка способна заставить Его Величество позабыть старую любовь, то они жестоко ошибаются.

— Как, однако, прекрасно, что у герцогини есть такой пылкий защитник! — негромко произнесла Рене. Тем не менее в ее голосе слышались резкие нотки. Можно было безошибочно угадать, что сказанное герцогом задело ее и графиня раздражена тем, в какое русло зашел их разговор.

— То, что ты только что сказала, непристойно и отвратительно, — произнес герцог.

Он прошел через комнату прочь от графини, затем остановился и вновь обернулся к ней. Платье соскользнуло с одного плеча Рене, а резкие движения открывали взору очертания стройных бедер.

Она была прекрасна и соблазнительна, и они оба это знали. И тем не менее на мгновение герцогу показалось, будто он видит перед собой совершенно другое лицо — сверкающие гневом голубые глаза, сердито подрагивающий рот. Это лицо словно встало между ним и женщиной, что сейчас сидела в шезлонге в другом конце комнаты. Это другое лицо было в обрамлении золотистых локонов, с белоснежной кожей — такой нежной и тонкой, что она казалась полупрозрачной.

Неожиданно герцог сделал для себя открытие: кожа Рене, вся в легких оспинках, пожалуй, самое уязвимое в ее внешности. И хотя графине было всего двадцать четыре, в уголках ее глаз уже залегла сеть мелких морщинок — сказывались бессонные ночи и пристрастие к крепкому вину, у которое Рене каждый вечер кубками пила на дворцовых банкетах.

На мгновение ему даже стало не по себе при мысли, что ее жадные губы ждут его поцелуя. Но затем духота и пьянящие ароматы, которым была наполнена ее опочивальня, взяли над ним верх. Де Сальвуар понял, что ему не избежать того, что должно сейчас произойти. Да и какой смысл?

Он продолжал стоять, глядя на Рене. Она же тем временем медленно поднялась с шезлонга. Откинув назад шелестящий шелк платья, быстро повернулась, открыв его взору стройное тело. Герцог почувствовал, как ее руки обвили его за шею, наклоняя его голову ниже, почувствовал, как ее губы жадно ищут его рот, услышал, как она прошептала: