Глава восьмая

Алекс

8 сентября 2010

В 12:28 она припарковалась у своего типового домика: две спальни наверху, гостиная и кухня внизу. Она ужасно, невыносимо опоздала. Ноги дрожали, в глазах и в горле пересохло от попыток сосредоточиться в неестественно дневном свете больничных ламп.

Малиновая входная дверь была совсем рядом, но колени путались в подоле черного платья, и каждый шаг по выложенной плиткой дорожке отдавался болью в лодыжках. Больше всего на свете она сейчас хотела окунуться в прохладный сумрак зашторенной гостиной.

Дом принадлежал ее матери, но Алекс здесь не росла. Мать вернулась в Танбридж-Уэллс из Испании после того, как в ее памяти наметились первые расселины, и впервые было произнесено слово «деменция» – шепотом, на ломаном, с придыханиями, английском.

Ей хотелось оказаться на родной земле. Жить рядом с больницей, название которой она сможет выговорить. Ходить по знакомым улицам и бульварам, на которых – как ей казалось – невозможно будет заблудиться, независимо от того, насколько далеко все зайдет.

Очень быстро все зашло слишком далеко.

Алекс переехала сюда за несколько месяцев до конца, когда слабоумие уже прогрызло в ее матери огромные дыры. Мэтт оставался в их съемной квартире на юге Лондона, а она наблюдала, как мать выворачивает наизнанку. Других родных у нее не было. Когда мать отвезли умирать в хоспис при больнице, Алекс последовала за ней. Хронику событий опубликовали в еженедельной колонке в «Санди таймс мэгэзин» – «Я теряю маму». Самые глубокие, самые сокровенные страдания обернулись самым крупным в ее жизни гонораром.

Когда матери не стало, Мэтт переехал к ней, и они попытались превратить жилище в Танбридж-Уэллсе в свой дом.

Оставить Лондон было проще простого – по крайней мере, для нее. Она жила в столице только потому, что там базировались редакции газет, и не испытывала к этому городу никакой привязанности.

А вот Мэтту лондонская жизнь нравилась. Нравилась работа в городской полиции, постоянный круговорот преступлений и наказаний. Он наслаждался анонимностью в людском муравейнике, где его не знал никто, кроме соседей и коллег.

Продать дом Алекс так и не решилась. Дом был единственным, что осталось от матери, – кроме немногочисленной одежды да горсточки драгоценностей. За несколько лет до того, перед отъездом в Андалусию, она избавилась от всего лишнего.

Возврат в Англию и покупка этого дома стали последним серьезным решением, которое приняла ее мать. Последним решением, которое она вообще в состоянии была принять. Невозможно было просто взять и все это перечеркнуть – по крайней мере, пока.